Умида Ахмедова. Снимок используется с разрешения автора.
В Узбекистане всё меняется, или, по крайней мере, так нам говорят. После кончины в 2016 году Ислама Каримова [1], правившего страной в течение почти трёх десятилетий, бывшая республика СССР с населением в 33 миллиона человек приподняла свой занавес и приоткрыла дверь.
В центрально-азиатской республике туристам всё больше оказывают радушный приём, да и правительство присматривается к внешнему миру в надежде получить инвестиции и займы, а также улучшить отношения с соседними государствами, окружающими эту сухопутную страну.
Несмотря на то, что преемник Каримова Шавкат Мирзияев открыто отмечает заслуги своего бывшего наставника, он одновременно прилагает активные усилия к тому, чтобы отмежеваться от некоторых наиболее мрачных моментов продолжительного репрессивного правления своего предшественника.
И всё-таки, как далеко готов пойти Узбекистан в провозглашённом намерении положить конец принудительному труду [2]? Насколько мы можем быть уверены, что правительство выполнит взятые на себя обязательства по искоренению практики пыток в своих тюрьмах [3] [анг]? Кроме того, допустят ли когда-нибудь власти критику СМИ в свой адрес и, пусть даже ограниченную, политическую оппозицию?
Настоящим индикатором потенциального отклонения Узбекистана с пути закоренелого авторитаризма можно считать искусство. При Каримове, который находился у власти ещё со времён Советского Союза, фильмы, фотосъёмка, музыка, как и любые другие формы творческого выражения, подвергались постоянной цензуре, что создавало удручающие условия для самореализации.
Наглядным примером такой практики стало шестимесячное тюремное заключение в 2010 году фотографа и кинодокументалиста Умиды Ахмедовой по обвинениям в клевете и оскорблении узбекского народа на основании статей 139 и 140 Уголовного кодекса Республики Узбекистан. Её преступление? Демонстрация нищеты, которая противоречила не сходившей с полос государственных СМИ официальной сказке об успешной стране. Несмотря на то, что Ахмедова практически сразу попала под амнистию, судимость с неё так и не была снята.
В прошлый раз Умида дала интервью Global Voices в 2015 году [4] [анг]. Снова побеседовать с фотографом нам удалось в июне 2018 года, спустя всего несколько месяцев после получения Ахмедовой любопытного и небывалого приглашения выставить свои последние работы в частной галерее столицы Узбекистана, города Ташкента. Её попросили представить свои произведения наряду с работами её супруга, режиссёра Олега Карпова.
Значит ли это, что теперь она с оптимизмом смотрит в будущее искусства самой густонаселённой страны региона? Если ответить коротко, то нет.
Global Voices: Умида, с момента нашего последнего разговора так много всего случилось! Вызвало ли у вас удивление то, что в прошлом году вам впервые разрешили организовать выставку в Ташкенте?
Умида Ахмедова: Это было не разрешение, а предложение, и оно не удивило. Было сразу понятно, что это часть игры власти (Мерзияев собирался в Америку и над имиджем страны хорошо работали). Почему мы на это согласились? Потому что я здесь живу! И тема выставки была не такой уж «миленькой». «Смирное небо» на бесконечное «мирное небо» Каримова.
Советский диссидентский опыт учит нас, что игра с властью возможна (правда обычно не долго), когда ты под видом того, что требуется, от себя еще добавляешь «фигу в кармане». И эта «фига в кармане» меняет всё до неузнаваемости. Вот и мы решили сыграть в эту старую игру.
Но название выставки «Смирное небо», плюс видеоработы, придали фотографиям некоторый дополнительный смысл. Т.е. получилась такая классическая «фига в кармане», формально придраться тяжело, но всё же что-то «антисоветское» присутствует. Поэтому реакция властей и была соответствующая, «советская» — ночью все стеклянные панели галереи расстреляли из пневматического пистолета.
GV: Вы действительно считаете, что это произошло из-за вашей выставки?
УА: Хозяйка галереии убеждала якобы моя выставка ни при чём. До этого делали ей мелкие пакости. Но мы с Олегом считаем, что моя выставка притом.
GV: Кажется, с приходом к власти Шавката Мирзиёева в Узбекистане многое изменилось, при этом многое осталось по-прежнему. Согласны ли вы с этим?
УА: Кое-что изменилось, можно фотографировать в метро, на пример! [Примечание редактора: в период правления Ислама Каримова фотосъёмка внутри живописного метрополитена Ташкента находилась под запретом, поскольку станции метро считались «стратегическими объектами»]. В аэропорту и на границах стало немного легче. Безвизовый режим с Таджикистаном (до 1 месяца). Открыты часть дорог, которые закрыл Каримов. Еще о хорошем — выпустили каримовских политзаключенных!
Но нет до сих пор аккредитации зарубежным СМИ, оппозиционные сайты по-прежнему блокируются, Ташкент бездумно уничтожается [чрезмерными застройками]. По-прежнему узбеки уезжают из страны в поисках работы. Нынешний президент зовет людей обратно, но здесь их вылавливают, хотя некоторые уже граждане других стран. Это тревожный сигнал. Никаких реальных реформ не происходит, одна видимость. Произошла смена элит, причем не обязательно в лучшую сторону.
Фотография с выставки Умиды Ахмедовой «Смирное небо». Использовано с разрешения автора.
GV: Недавно я видел, как по государственному узбекскому телевидению показывали бедность в регионах Узбекистана — именно за это вас когда-то посадили в тюрьму. Значит ли это, что теперь творческим людям стало легче работать? Как повлияли на искусство эти изменения в политике? Какие темы до сих пор находятся под запретом?
УА: В сфере искусства для нас точно ничего не изменилось, правда один раз всё же выставку удалось провести в частной галерее. Опять приоритет у помпезных, пустых, идеологических проектов типа «Культурное наследие Узбекистана в собраниях мира».
Официальная пропаганда иногда стала себе позволять показывать не радужные стороны жизни, но весьма избирательно и обычно с подачи президента. Какие темы остались однозначно под цензурой? Критика новой власти, критика реформ и любых действий президента лично. Отъём собственности. Отношения с Россией (неоколониальные).
[Примечание редактора: Недавно делегация Узбекистана в ООН заявила [5] [анг], что проводимые в стране реформы не предусматривают расширения прав граждан ЛГБТ. Однополые отношения по-прежнему расцениваются государством как незаконные. Ряд аналитиков отмечают, что при новом правительстве набирает обороты общественная поддержка [6] [анг] социального консерватизма с соответствующими последствиями в области цензуры].
GV: Ваш муж Олег делает фильмы. Ощущает ли он какие-либо изменения?
УА: Олег фильмы делал и делает, и ни у кого спрашивать ему в голову не приходит. Другое дело заниматься киноклубной деятельностью, проводить фестивали и прочее, желания у него нет, и наша перестройка этому пока никак не способствовала. Мы попробовали делать показы в той же галерее, во время выставки. Но очень быстро столкнулись с тем, что организаторы рисковать ни в коей мере не хотят. И показывать что-то чуть более острого желания не имеют.