Гуманитарные работники министерства внутренних дел Гаити вместе с морскими пехотинцами США раздают продовольствие в районе Кот-де-Фер, Гаити, в 2010 году. (Официальное фото корпуса морской пехоты США, автор сержант Уэйн Кэмпбелл (Wayne Campbell). Общественное достояние.)

[Все ссылки ведут на страницы на английском языке].

Я глубоко убеждена, что необходимо выходить или по крайней мере совершать вылазки из своей зоны комфорта, чтобы учиться и узнавать что-то новое. Это относится не только к интеллектуальной сфере, но и к физическому пространству. Именно поэтому, когда появилась возможность выполнить краткосрочное задание от крупной международной неправительственной организации (МНПО), я тотчас собрала вещи и отправилась в Европу.

Мое решение не было продиктовано теми огромными суммами, которые, как нам сказали, ждали нас там, хотя оплата была вполне достойной. То единственное, к чему вас никто не готовит и чего никто серьезно не обсуждает, это как быть африканцем в организации, где большинство белые.

Я выросла в Уганде и работала в основном в районе великих озёр в Восточной Африке, но даже не имела представления, что это будет значить. У себя дома я была в курсе динамики в секторе развития, как она сатирически показана в фильме Арнольда Аганзе, родом из восточного Конго, «N.G.O – Nothing Going On» («Н.П.О. — ничего не происходит»), но теперь мне предстояло узнать жизнь со стороны представителя меньшинства.

В международном масштабе за последние несколько месяцев мы видели несколько крупных реогранизаций после сексуального скандала с Oxfam на Гаити, когда раскрылось, что сотрудники НПО из других стран платили местным женщинам за секс. Вскоре после этого происшествия, а также нескольких других громких случаев насилия в секторе оказания международной помощи, Анджела Брюс-Рэйберн, бывший старший советник по политическим вопросам гуманитарной миссии на Гаити американского отделения Oxfam, написала одну из самых жизненных работ на эту тему.

Меня задела за живое её статья «Однако подождите, пока они увидят ваше темнокожее лицо» («But wait until they see your black face»), в которой рассказывается о единстве и расизме в этой сфере. А слова других афроамериканок о попытках подстроить собственные мысли под чужие суждения и маргинализации, к которой необходимо присоединиться для выживания, были чересчур знакомы.

В разное время я обращалась в международные агентства, поскольку хорошо знала, насколько местным жителям необходимы представительства в этих организациях. Я уже однажды высказалась прямо о карикатурах, распространяемых СМИ о нуждающихся. Сегодняшняя возможность также дала мне шанс погрузиться в одну из самых сложных проблем, с которой столкнулся весь мир, — вынужденная миграция. Однако ни мое образование по гендерным вопросам и средствам массовой информации, ни мой опыт в краткосрочных поездках за рубеж, ни целый год жизни в другой стране не смогли подготовить меня к такому сценарию.

Позже я узнаю, что приехала я в момент лоббирования разнообразия (а не единства). Мой непосредственный руководитель похвастался мной перед начальством, чтобы получить одобрение за нового квалифицированного сотрудника в штате, да ещё и африканскую женщину.  Несколько месяц спустя отдел по связям с общественностью, где работают только белые, принял двух замечательных новичков: одного из Кении, другого из Южного Судана. Однажды супервайзер остановил в коридоре единственного старшего менеджера африканского происхождения и позвал нас втроём, чтобы продемонстрировать своих рекрутов из Африки. Возможно, в этой организации именно так и добиваются продвижения, но тем не менее это был первый знак, что дела идут совсем не так, как хотелось бы. Мы неловко поулыбались друг другу с менеджером и вернулись обратно к работе. Это был первый раз, когда меня так выделили на рабочем месте просто за то, что моя кожа другого цвета.

Когда одна из африканских новичков не смогла незамедлительно предоставить образец стратегии, что в принципе было неразумным требованием к человеку, который еще даже не адаптировался, супервайзер пришел ко мне прямо в офис и попросил передать ей, что «если она не представит стратегию до конца дня, то полетит ближайшим рейсом обратно домой». До этого дня никакие слова и действия руководства не могли сломать меня, но это ярое проявления нескрываемого расизма и бесчувствия заставили меня закрыться у себя в кабинете и зарыдать.

Я не могла остановить слёзы, потому что эта африканская женщина смогла убежать от войны, сохранив душевное здравие, и приехала сюда со степенью магистра, чтобы предложить все свои навыки и умения, только ради того, чтобы столкнуться с таким человеком. Я не могла остановить слёзы, потому что просто не находила сил заставить себя пойти к ней и передать эти слова, ведь я считала своей обязанностью защищать её от такой низости и гнусности.

Этот самый супервайзер был белым европейским мужчиной, который никогда не был ни в Африке, ни в какой-либо арабской стране. Зато он очень хорошо подходил на роль оратора на тему опыта мигрантов, а вы знаете, какая самая большая группа мигрантов — «бедные африканцы», как я сама слышала несколько раз. Для этого человека мы просто «африканские информанты», а не квалифицированные сотрудники, которые достойны работать.

В довершение ко всему, с единственной белой женщиной у нас в команде была мрачная ситуация. Я говорю мрачная, потому что всё, что она говорила на совещаниях, необходимо воспринимать всерьёз. Однажды эта женщина решила, что я должна присутствовать на одном собрании. Однако я не считала его настолько важным, так как у меня была куча работы в этот день. В течение получаса супервайзер был у меня в дверях, приказывая мне идти на собрание и заявляя, что этой женщине отказывать нельзя. Я жила в мире, полном привилегий для белых. Роль этой женщины в создании атмосферы расизма и сексизма была очевидна. Именно она решала, чей контракт продлят, что моя коллега из Кении и узнала на своём горьком опыте. Я не могу даже посчитать, сколько раз меня вызывали после работы и выливали на меня тонны ругательств только за то, что в тот день не было выполнено какое-то одно дело. И не дай бог, если кто-то из другого отдела похвалит нашу работу.

Совещания стали проходить предсказуемо. Супервайзер постоянно обращался к женщинам-менеджерам с неприязнью, а они все были белые, и не стеснялся сексистских комментариев в их адрес. Большинство менеджеров среднего уровня были в курсе агрессивности этого мужчины, но никакой возможности противостоять этому не было. Работа была интересной, и я узнавала много нового, но за это приходилось платить цену: справляться с пренебрежением, сексизмом и расизмом.

Спустя 6 месяцев мне предложили контракт с другим отделом, но он настоял на том, чтобы остаться моим супервайзером. То, что я получила контракт без его разрешения, только усугубило его и так не идеальное поведение. Я работала в кабинете вместе с белым мужчиной — специалистом по внешним связям, который принимал звонки по громкоговорителю; звонил супервайзер, обсуждая меня, и называя разными неприятными словами. Мне сказали, что их план был вынудить меня уйти, но со мной такой трюк не прошёл.

Но я создала цифровую систему с нуля. Я сумела выстроить отношения с коллективами из филиалов, которые обычно только при упоминании головного офиса начинали трястись. Однако это всё меркло, если только я не была признательна и послушна этому мужчине. В результате такого явного издевательства и неприкрытых оскорблений двое моих коллег были вынуждены уйти: одна перешла в другой отдел, а другой не продлили контракт, потому что она не послушалась главу отдела — белую женщину.

Напрасно мы пытались подать жалобу о расизме и сексизме. Наши дружески расположенные коллеги из числа старших руководителей сообщили, что добиться чего-либо невозможно, потому что «у него есть связи с большими мальчиками на верху». По той же причине и к инспектору по правам человека идти было бесполезно. Даже недавно пришедший менеджер по персоналу заверил меня, что в моей должности консультанта писать заявлений не стоит, так как скорей всего тогда мне придётся уйти, причём с плохой репутацией.

Спустя год, с учётом всех этих трудностей и ограничений, я решила уйти из организации, а не носить воду решетом во имя справедливости. Но я была чертовски расстроена. Женщины составляют менее 30% от всех сотрудников, работающих в сфере, где именно на женщин оказывается самое большое влияние. Я надеюсь, что разговоры вокруг #AidToo покажут, насколько огромны масштабы расизма и злоупотреблений в сфере развития. Тем, у кого есть на это полномочия, необходимо работать над решениями и единством, но не просто увеличивая численный состав и ставя женщин и представителей меньшинств на руководящие должности, а делая упор на то, чтобы с помощью каких-либо решений, практик и методов не допустить злоупотреблений властью.