За столом переговоров в Лозанне, Швейцария. Фото Госдепартамента США

[Ссылки ведут на страницы на английском языке, если не указано иного].

Эта статья изначально была опубликована на портале Harry's Place в апреле 2015 года, до заключения иранского ядерного соглашения в июле того же года. 9 мая 2018 года США вышли из ядерной сделки с Ираном [ру] и возобновили санкции против страны.

Восемь лет назад, когда я последний раз жила в Иране, слоган «Ядерная энергия — наше неоспоримое право» стал ключевой фразой любой шутки. Когда я покупала рыбу на популярном рынке на улице Иордана в Тегеране, продавцы приветствовали меня, дружелюбно распевая этот слоган. Во время поездки в Керманшах курдская семья спросила меня: «Ядерная энергия — это только ваше неоспоримое право, или оно и наше тоже?»

Когда на тот момент президент Махмуд Ахмадинежад посещал провинции, люди встречали его, распевая «Общественный бассейн — это наше неоспоримое право». Во время предвыборной компании 2009 года люди отправляли друг другу сообщения с текстом «Извини, что разбудил тебя так поздно ночью. Ничего особенного: я просто хотел сказать, что ядерная энергия — это наше неоспоримое право».

Женщина с камерой спрашивает меня о правах на ядерную энергию. Изображение предоставлено Тори Эгерман.

2 апреля 2015 года, пока иранцы праздновали заключительный день двухнедельных новогодних праздников, в новостях передали экстренное сообщение о том, что участники переговоров наконец пришли к пониманию насчет рамок ядерного соглашения. Эти рамки включают замещение активной зоны тяжеловодного ядерного реактора Арака и сокращение в нем запаса обедненного урана на 95%, а также усиленные проверки. Это означает и то, что Иран не покинет Договор о нераспространении ядерного оружия.

Шумные сторонники жесткой позиции не замедлили обратить внимание на слабые стороны этих рамок, при чём некоторые в США и Израиле заявляют о том, что они слишком мягкие, а представители Ирана, со своей стороны, что их страна сдает позиции. Некоторые интерпретировали празднования иранцев как знак того, что участники переговоров группы 5+1 [рус] заключили невыгодную сделку. Это указывает на недостаточное понимания Ирана. Здесь люди выходят на улицы, чтобы отпраздновать поражения в Чемпионате мира. Любая возможность для публичного празднования приветствуется.

То, чего действительно хотят многие в Иране — это сближения с Западом, и, в частности, с США. Как говорится в статье Наргес Баджогили, большая часть движения «Басидж» и Революционной гвардии Ирана также надеются на укрепление связей с Западом. Она пишет следующее:

In over nine years of on-the-ground research with different factions of the Revolutionary Guard and Basij, I have found that an underlying concern for many, regardless of political leaning, is a desire to create an Iran with more opportunities for their children, and that means the removal of sanctions and better relations with the world.

После более девяти лет исследования на месте событий разных фракций Революционной гвардии и «Басиджа», я обнаружила, что основное беспокойство для многих из них, несмотря на политические пристрастия — это желание построить Иран с большими возможностями для их детей, а это означает снятие санкций и улучшение отношений с миром.

Несмотря на то, что санкции привели Иран к столу переговоров, удержало их за этим столом знание того, что люди Ирана хотят взаимодействия с Западом. Это стало ясно в 2009 году в результате спорных и проблемных президентских выборов и подтвердилось избранием действующего президента Рухани. Иранские избиратели подавляющим большинством отвергли кандидата, воспринятого как представителя Верховного лидера во внешней политике, тогда участника ядерных переговоров Саида Джалили. Основной идеей Джалили как кандидата в президентской гонке была твердая позиция по праву Ирана на ядерную программу.

Большинство иранцев внутри страны и за ее пределами обладают сильным чувством национального единства и гордости. Ядерная программа, причинившая столько боли и лишений в Иране, является достижением и гарантией даже для тех, кто может казаться ее явным противником. Для того, чтобы финальное соглашение стало успешным, людям Ирана нужны доказательства того, что их страдания во время санкционного режима не были напрасны. Это означает необходимость снять санкции, от которых они больше всего пострадали, и постараться сделать это с наибольшей помпой. В частности, снятие санкций на нефтепереработку, ставших причиной радикального увеличения загрязнения в таких городах, как Тегеран, может незамедлительно способствовать очищению воздуха.

Санкции также прикрывают коррупцию. Они позволяют спекулянтам повышать цены на такие товары, как медикаменты, и создавать ложный дефицит. Они поощряют коррупцию и опасны для общества. Я видела это каждый день, когда жила в Иране. Я видела, как скудно США и Европа информировали иранских людей о задачах и причинах санкций.

В то время как защитники прав человека и общественность Ирана приветствуют обсуждаемое соглашение, вызывают беспокойство сторонники жесткой позиции, которые попытаются установить контроль, увеличивая репрессии. Хади Гаэми из Международной кампании за права человека в Иране сообщает следующее:

Iran could be roiled in political tension in the wake of the agreement, and even more so if a more permanent agreement is reached in June. Hardliners will push to maintain political relevancy, while pent up demand for basic rights, long frozen as Iran locked horns with the West, will rise to the surface.

Иран может быть дестабилизирован политическим накалом из-за соглашения, и еще в большей степени, если более долговременное соглашение будет достигнуто в июне. Сторонники жесткой позиции будут стараться поддержать политическую значимость, а одновременно на поверхность выйдут сдерживаемые требования базовых прав, надолго замороженных, когда Иран вступил в борьбу с Западом.

Выполнение Ираном прав человека чудовищно. Этнические меньшинства сталкиваются со значительной дискриминацией и умалением их прав. Доля казней на душу населения является самой высокой в мире. Страдают религиозные меньшинства, особенно бахаисты. Бахаисты подвергаются арестам, притеснениям и не имеют доступа к образованию. Специальный докладчик ООН по правам человека в Иране Ахмед Шахид констатировал, что давление на Иран имеет особую значимость: «Иран — это страна, расположенная в регионе с наибольшим отрывом между потенциалом [уважения прав человека] и реальностью». Люди Ирана готовы заявить о своих правах и отделяются от структур, которые их ограничивают. Один тегеранский профессор недавно написал открытое письмо официальному представителю иранского министерства иностранных дел, защищая Шахида:

The fact is, even if in all of the almost 200 member states of the UN, human rights are violated, and Western countries keep silent against all of them, violations of human rights in the 201st country are still unjustifiable.

Дело в том, что даже если почти во всех 200 странах, состоящих в ООН, нарушают права человека, и западные страны молчат об этом, нарушению прав человека в 201-ой стране всё еще нет оправдания.

Успешное соглашение, освобождающее страну от почти предвоенного положения, означает, что гражданское общество и защитники прав человека получат больше возможностей. Состояние конфликта с другими державами и изоляцию страны часто используют как оправдание для сглаживания разногласий и арестов правозащитников. Им вменяются такие обвинения, как «дискредитация национальной безопасности» и «распространение пропаганды против государства». С окончательным соглашением эти ложные обвинения станут всё более абсурдными и их сложнее будет отстоять. Успешное соглашение также означает, что правозащитники смогут воздействовать на других представителей власти для получения поддержки, не получая ответа «Всё, что нас беспокоит, — это ядерное соглашение».

Некоторые из вас могут подумать, что я «заразилась» Ираном в результате моего четырехлетнего проживания в этой стране. Я могу сказать вам, что этот опыт действительно основательно меня изменил. Я впервые в своей жизни почувствовала реальное угнетение. Мне пришлось научиться контролировать себя эмоционально и физически и следить за словами. Я также увлеклась правами человека, не только в таких угнетенных странах, как Иран, но и в свободных странах, как США или Нидерланды. Я увидела, что война делает с семьями и друзьями, и видела, как моя золовка бесконтрольно тряслась, когда сообщили новость о военных кораблях США в Персидском заливе. Я встретила члена «Басиджа», ценящего демократию; судью, который выступил против ядерной программы; следующую предписаниям своей религии женщину, которая выступала против принудительного ношения хиджаба; трансгендера, читающего по чайным листьям, и безжалостных спекулянтов. Меня встречали с добротой и гостеприимством, что было одновременно неожиданно и приятно. Я похоронила здесь людей, которых любила. Я покинула страну, желая ни больше ни меньше лучшего возможного будущего людям, которые так открыто меня приветствовали.

Не будет прямого пути для реформ и более открытого общества. Его никогда нет, нигде. У иранцев будут большие надежды на то, что соглашение разрешит их экономические и социальные трудности. Это правда, несмотря на то, что они шутят о том, как будут покупать виски в супермаркетах и ходить по улице в шортах.

В конечном счёте, чтобы это соглашение работало и правительство Ирана убедилось в том, что нужно окончательно забросить все усилия по созданию бомбы, люди Ирана должны быть убеждены, что они заключили самое лучшее из возможных соглашений. После заключения соглашения санкции должны быть сняты быстро и громко. Публично прояснив, что больше не будет подпадать под действия санкций, США и Европа могут дать людям Ирана информацию, которая необходима им, чтобы держать собственное правительство в ответе за экономические проблемы. Санкции больше не будут прикрытием. Людям Ирана должны быть ясно представлены выгоды от принадлежности к международному сообществу. Они определенно осознают страдания, сопровождающие изоляцию.