«Я хотела, чтобы мои внуки выросли в том доме»: свидетельство 61-летней сирийской женщины из Замалки

Фото её уничтоженного дома. Снято проектом Lens of a Damascene Young Man.

Это свидетельство Ум Мохаммед; доброй 61-летней старушки из Замалки. Доброта Ум Мохаммед отражается в детских чертах её лица. Её щеки всё ещё краснеют, когда она волнуется.

Ум Мохаммед любит старые песни и бесчисленное множество помнит наизусть. Как любящая бабушка, она боготворит маленьких детей и может играть с ними часами.

Ум Мохаммед раньше жила в Замалке, городе в Восточной Гуте. По последней переписи, в нём жило около 150 тыс. человек.

Режим потерял контроль над Замалкой в 2012 году. С тех пор она, как и все другие города Восточной Гуты, находится под удушающей осадой. Замалку бомбили каждый день.

В этом свидетельстве вынужденная покинуть свой город Ум Мохаммед рассказывает о своём доме и семье в Замалке и её связи с тем домом и его мебелью:

У меня три дочери и сын. Мои три дочери остались со мной в Гуте, а сын бежал семь лет назад. Осада лишила меня возможности побывать на его свадьбе или быть с ним, когда родился его сын.

Я жила в семейном доме. Очень старом доме, который мой муж унаследовал от отца, который унаследовал его от отца и так далее. В этом доме росли поколения за поколениями. Те из них, кто ещё живы, хранят о нём так много тёплых воспоминаний. С течением времени, когда дому нужен был ремонт, мы проводили работы, но очень старались сохранить все его черты. Мы хотели сохранить его душу.

Во время осады почти не осталось всех видов топлива или же они были очень дороги. Поэтому для отопления, готовки, помывки и даже иногда для света мы должны были полагаться на дрова.

Когда в феврале бомбардировки усилились, стало невозможно выходить из подвалов, чтобы купить дров. Отсутствие должной вентиляции в подвалах и влажность обостряли чувство холода.

Однажды в подвале, когда город сгорал от бомбардировок, нам пришлось использовать мебель, чтобы обогреться. Я никогда не забуду ту безумную бомбардировку, которая сожгла наши воспоминания и воспоминания всех вокруг нас. Она стерла все следы Замалки, нашей родины, и мы были вырваны из земли с корнями.

Мебель мы начали жечь с диванов — из-за голода. Мои внуки были голодны, а бомбардировка не прекращалась, и мы не могли выйти наружу купить дров. Даже если кто-то бы рискнул своей жизнью снаружи, никто ничего не продавал в том аду. Мой зять попросил у меня разрешения сломать диван, чтобы на дровах можно было приготовить поесть. Я согласилась, но что-то внутри меня пошатнулось.

Этот диван нёс в себе прекрасную историю. Мой муж купил его через десять лет после нашей свадьбы. Он был так счастлив, что мы могли это себе позволить. Мы выбрали его вместе. Это был один из немногих случаев, когда мы смогли пойти куда-то и отдохнуть без детей. Да, возможно, мне удастся восстановить материальное, но как могут когда-либо быть возвращены связанные с ним воспоминания?

Боль была сильнее, когда мы подожгли мебель из моей спальни. Эта спальня была со мной 35 лет, с тех пор, как я вышла замуж. Она видела лучшие и худшие дни моей жизни. Там ещё оставался запах моего любимого покойного мужа. Я чувствовала, как его дух парит в ней, поэтому каждый раз, когда я засыпала, я чувствовала, что он был рядом со мной.

Я сожгла большую часть своей одежды. Например, платье, в котором я была на свадьбе моей старшей дочери. Я помню, как мы пошли с ней к ткачу, и тот сделал его специально по этому случаю, вместе с её собственным свадебным платьем. Мои накидки, которые стали моей одеждой, когда я постарела и стала бабушкой. Мне удалось спасти только одну, чтобы взять с собой, когда в конце концов нас вынудили уехать.

Из моих кухонных приборов, которые выжили в бомбардировке, я сожгла весь пластик, потому что он легко горит и даёт дополнительное тепло. Важно было, чтобы мои дети и внуки могли поесть и хоть чуть-чуть погреться.

По нашим традициям, семья невесты отправляет вместе с ней в дом мужа стеклянный шкаф, где выставляются роскошные блюда и столовые приборы. Обычно этот шкаф передаётся поколениями. Но после того, как всё стекло в моём шкафу разбилось из-за бомбардировок, мы разломали его и использовали дрова, чтобы согреть воды и помыться.

Но хуже всего было, когда мне пришлось принять решение сжечь платяной шкаф моего сына. Моего сына, которого я не видела семь лет.

В том шкафу были все прекрасные напоминания о его детстве. Его игрушки, его детская одежда, даже его любимая кружка. Я не могла взять всё это с собой в автобусе, который увёз нас оттуда. Но я не могу уничтожить те воспоминания своими руками; не могу я и оставить их, чтобы чужаки рылись в них, когда мы уйдём, чтобы увидеть на видео, как их продают на улицах. В итоге я приняла решение сломать их и сжечь. Я оставила только маленькие вещи, которые могла взять с собой.

Это было сложнее всего. Ведь я всегда мечтала отдать эти памятные вещицы моему сыну, увидеть, как его сын носить одежду его детства, рассказывать этому внуку истории о фотографиях его отца.

Я хотела, чтобы мои внуки выросли в том доме, где я бы рассказывала им истории о проказах их родителей. В доме, который я бы передала им, чтобы они могли передать его своим внукам; чтобы они каждый раз приносили ему новую жизнь, как делало каждое поколение наших предков.

В конце нам пришлось сжечь даже двери дома. Мой дом, дом семьи, дом моих детей, оказался открыт, обнажён и осквернён.

После ужасных бомбардировок, которыми сирийский режим и российские войска показали нам ад, мы были насильственно выселены из Замалки как сломанные беженцы. Для нас было невозможно снова жить при режиме. Режиме, который может задержать моих зятьев или заставить их идти в армию. Это было невозможно, особенно со знанием того, что мой сын никогда не вернётся в Замалку.

Я оставила семейный дом и все воспоминания, которые он лелеял. Я переехала в Идлиб с дочерьми и их семьями, с разбитым сердцем. Утешение мне давало лишь то, что я наконец воссоединилась с сыном, которого не видела семь лет, и взяла на руки его сына. Мне даёт надежду то, что я знаю, что расскажу внуку всё о его деде, его отце и семейном доме, со всеми воспоминаниями, которые он лелеял.

После нашего воссоединения я отдала сыну маленькие памятные вещицы, которые мне удалось спасти из его шкафа. В начале он не мог поверить своим глазам. Он не мог поверить, что мне удалось привезти с собой кусочек его памяти. Тогда я помолилась, чтобы мой сын вернулся в семейный дом, восстановил его и там вырастил своих детей.

Сегодня я живу с сыном и его семьёй, прыгая из одного дома в другой, пока нам не получится найти временное место, где можно остаться, которое, я уверена, никогда, никогда не заменит моего дома.

Начать обсуждение

Авторы, пожалуйста вход в систему »

Правила

  • Пожалуйста, относитесь к другим с уважением. Комментарии, содержащие ненависть, ругательства или оскорбления не будут опубликованы.