В период с 1990 по 2000 год Перу находилось под авторитарным правлением президента правого крыла Альберто Фухимори. А приблизительно в 2000 километров от Перу, в Венесуэле, президент левого толка Николас Мадуро упорно держится за власть с 2013 года.

Хавьер Торрес находит много общего между двумя режимами, несмотря на то, что они располагаются на разных концах политического спектра. Торрес является директором неправительственной организации Servicios Educativos Rurales (Образовательные программы в сельских местностях), а также работает политическим аналитиком для издания Poder и веб-сайта Lamula.pe [исп].

В 2012 году, когда начался судебный процесс над Фухимори [исп] по обвинениям в нарушении прав человека, Торрес был исполнительным секретарём Национальной комиссии по правам человека и активно продвигал правовую стратегию и мобилизацию граждан для привлечения Фухимори к ответственности.

Ниже приведена отредактированная версия интервью с Хавьером Торресом, взятого Рафаэлем Узкатегуем [исп] в конце 2017 года на саммите правозащитников в Каракасе [исп] при поддержке Дэниела Кли. Интервью опубликовано на Global Voices с разрешения автора.

Рафаэль Узкатегуй (РУ): Каковы основные сходства между режимами Николаса Мадуро и Альберто Фухимори?

Javier Torres (JT): There are several. In order for a country to be democratic there must be separation of powers, a free press, and free elections. There are other elements, but these are fundamental. Both in Fujimori's Peru and in Maduro's Venezuela, no separation of powers exists. The emergency laws that are executed, as much as the changes or violations that these rulers make, form the scene of a dictatorship, there is a distinct similarity.

The second has to do with the subject of freedom of expression, which is a factor one has to consider under certain conditions. Elections do not guarantee that a democracy exists if the electoral system does not comply with the minimum laws it must have to function – electoral calendars, for example. An electoral system must be standardized and not be subject to vagaries of the executive role, which is happening in Peru a little and is also what one sees taking place in Venezuela. It seems to me that what they have is a dictatorship like the one we suffered under.

Хавьер Торрес (ХТ): Их несколько. Для существования демократического государства необходимо разделение властей, свободная пресса и свободные выборы. Существуют и другие составляющие, но именно эти являются основополагающими. Как в Перу при Фухимори, так и в Венесуэле у Мадуро не существует разделения властей.  Есть четкое сходство в том, как оба лидера применяют законы о чрезвычайных ситуациях [анг], а также в том, какие они совершают нарушения и производят изменения, тем самым создавая режим диктатуры.

Пожалуй, вторым сходством будет подход к реализации права на свободное выражения мнения, который нужно учитывать при определенных обстоятельствах. Выборы не гарантируют осуществление демократии, если избирательная система хотя бы минимально не регулируется законами, которые она должна соблюдать, как например, календарь проведения выборов. Избирательная система должна быть стандартизирована, чтобы не подвергаться прихотям исполнительной власти, что иногда происходит в Перу и сейчас происходит в Венесуэле. Мне кажется, что у них такой же режим диктатуры, какой мы пережили однажды.

РУ: Сталкивались ли вы с недовольством каких-либо общественных движений в причислении правительства Фухимори к диктатурам, в особенности в странах Южного конуса? 

JT: Dictatorships not only learn but are sophisticated in their methodology. In the Peruvian case, due to having characteristics of a privatization goal, there was no resistance at the beginning. Fujimori had the Congress closed and then held an election where fraud allegations were raised. Then the Constitutional Court intervened the following year. Even as early as 1990 or 1991, what we have in Peru is the building of an action that will reaffirm that blow: The Fujimorist aim was a totally anti-political appeal, absolutely against the search for compromise. It was an approach based upon denouncing politics as useless, that democracy doesn't work so we must be pragmatic. That started to justify the act of privatization.

There wasn't a big debate in Peruvian civil society about the dictatorship as it formed, which could be Venezuela's case too, but I think a lot has to do with how [Venezuela's] regime is viewed from outside. Other countries see it as a leftist government that has generated social platforms. That's where the problem arises, the ideological activity is generating a kind of resistance to call it a dictatorship.

ХТ: Режимы диктатуры не только совершенствуются, но и являются достаточно изощренными в своих методах. В случае с Перу режим был ориентирован на приватизацию, в связи с чем вначале не было никакого сопротивления. Фухимори закрыл Конгресс и сразу провел выборы, в адрес которых был поднят вопрос о их фальсификации. На следующий год в дело вмешался Конституционный суд. Можно сказать, уже в 1990 или в 1991 году в Перу стала формироваться среда, создавшая предпосылки переворота: сторонники Фухимори стремились показать свое безразличие к политике и не признавали поиска компромиссов.Такой подход был основан на осуждении политики как бесполезной, на утверждении, что демократия не работает, в связи с чем нужно мыслить прагматично. Это послужило оправданием для осуществления приватизации.

В перуанском гражданском обществе не возникало больших дискуссий о диктатуре по мере того, как формировался режим; вполне возможно, в случае с Венесуэлой происходит похожая ситуация, но, скорее всего, это в большой степени связано с тем, как режим [Венесуэлы] выглядит извне. Другие страны предпочитают видеть её левостороннее правительство и созданные им социальные платформы. Собственно, проблема именно в том, что идеологическая составляющая режима в каком-то смысле некоторым не позволяет признать такое государство диктатурой.

О переходных этапах

РУ: В Венесуэле спорят о том, как должно происходить урегулирование конфликтов: путем принятия резолюций или путем распада? В случае с Перу, как разрушилась действующая коалиция?

JT: In Peru's case, a transition came near the end of the regime because there was a collapse. [It is true that] as early as 2000 a dialogue table had already been in place [but it was because of allegations] of election fraud in the past. However, around the beginning of Fujimori's third term, most popular mobilizations were neutralized, mostly because of exhaustion.

ХТ: Переходный этап в Перу пришелся на самый конец режима, так как произошел крах. [Правда, что] уже в 2000 году начались переговоры, [но это было из-за выдвинутых обвинений] в связи с фальсификацией выборов в прошлом. Однако в начале третьего срока Фухимори самые популярные мобилизационные кампании были нейтрализованы, в основном из-за истощения сил.

РУ: Судя по тому, что вы упомянули ранее, другим ключевым моментом падения Фухимори была также утрата общественной поддержки, которой он пользовался в первые годы своего правления.

JT: There was a moment in his electoral campaign, for the first time in that whole decade, where Fujimori began to be rejected by a few localities. No one would have dared to hold an opposition demonstration before. The important thing is that it wasn't pre-planned, everything was unfolding spontaneously. “Fujimorism” was wearing out. These kind of regimes refuse to leave though an electoral way. They are so steeped in corruption that they have to stay in power.

ХТ:  Был случай, когда в первый раз за 10 лет в предвыборной кампании Фухимори в поддержке ему отказали несколько районов. До этого никто бы не посмел открыто проводить оппозиционные митинги. Важным моментом является ещё то, что акции никто не планировал, и события развивались спонтанно. «Фухиморизм» сильно ослабел. Такие режимы отказываются уходить через выборы. Они настолько погрязли в коррупции, что им необходимо оставаться у власти.

Участие, диалог и консенсус

РУ: В таком случае, есть ли смысл участвовать в избирательных процессах, организованных в условиях несправедливости, если вы убеждены, что такую авторитарную власть невозможно снять на выборах?

JT: That is a matter of debate, because these processes can legitimize third parties that could be fraudulent, but they understandably attract people's attention. People may not go to vote, but they are attentive to what is happening. Elections can be a kind of sounding board, so some participate to voice their part. But when you understand the logic of abstention, you realize it is always very difficult to achieve a total abstention from a whole political force. That way, the non-participation of some gives opportunity to others.

The other thing is that every empty seat is occupied. If an empty seat is left open to the regime, then the regime will sweep everything. People don't always necessarily see any of it beforehand, they only see the fraud afterwards, when they see the evidence. It is a subject that is seen after its happens.

ХТ: Это спорный вопрос, потому что такие процессы могут узаконить каких-то третьих лиц, которые могут быть мошенниками, но, по понятным причинам, привлекают внимание общественности. Люди могут не голосовать, но они с вниманием следят, что происходит. Выборы могут быть своего рода резонатором, поэтому многие голосуют, чтобы обозначить свой голос. Но если разбираться в логике неучастия в выборах, то оказывается, что добиться полного неучастия в политической системе достаточно сложно. Таким образом, неучастие в выборах некоторых играет в пользу кого-то ещё.

Кроме того, свято место пусто не бывает. Если существует какая-либо благоприятная возможность, режим ей воспользуется, не раздумывая. Заранее это заметно не всегда, люди начинают видеть обман позже, когда есть доказательства. Такие вещи видны только со временем.

РУ: В силу самой природы конфликта попытки диалога должны всячески поощряться. Как это можно сделать в неблагоприятных ситуациях?

JT: There comes a time when those political parties perceive their own lack of legitimacy and accept that a civil society organization or others that take the initiative to build bridges be seated at the negotiating table, and they are shown that there is a common goal: the return of democracy.

ХТ: В какой-то момент эти политические партии начинают осознавать собственную нелегитимность и соглашаются на переговоры с теми или иными общественными организациями, которые берут на себя инициативу на налаживание отношений, и так им показывают, что есть одна общая цель: возвращение к демократии.

Возвращение к демократии

РУ:  Что бы вы назвали помехами перехода к демократии в Перу?

JT: Any transition process, especially in Peru's case, involved key issues like justice system reform. It did not progress as quickly as it should have, which was not the case of the electoral system. We rebuilt [the electoral system] in record time. In four months it went from being an institution under the Intelligence Service's control to being under the citizens’ control.

In the judicial case, there was no full commitment to reform and there were too many powers installed in the justice system. Another point was the issue of the fight against corruption. Progress was made in sanctioning a group of actors, but unfortunately the locks were not kept in place to prevent it from happening again.

ХТ: При любых переходных этапах, особенно в Перу, затрагивались такие ключевые проблемы, как например, реформа судебной системы. Реформа оказалась не настолько быстрой, насколько хотелось бы, в отличии от реформ избирательной системы. Мы возродили её [избирательную систему] в рекордные сроки. За четыре месяца система, которая была подконтрольна службам разведки, вернулась под контроль граждан.

В случае судебной системы не было полной приверженности реформе, в системе было слишком много сильных игроков. Ещё один пункт — вопрос борьбы с коррупцией. Да, группа лиц подверглась санкциям, но, к сожалению, не было сделано достаточно для того, чтобы взяточничество не появилось снова.

РУ:  Возможно ли, что эти проблемы оставили возможность возвращения «фухиморизма» в Перу?

JT: That's where political system reform comes in. The parties have been rebuilt, but many of them are not transparent and do not reveal their funding sources. A party law was made but the issue of financing was omitted. Evidently, that always carries the danger of turning to silver bullet solutions.

The figure of the caudillo (a leader, a warlord, a strong man) is very present in the DNA of Latin American political history. This makes people feel disaffected and believe that somehow democracy fails to solve their problems.

ХТ: Вот здесь и возникает реформа политической системы. Партии были реконструированы, но многие из них не являются прозрачными и не раскрывают свои источники финансирования. Закон о партиях был принят, но вопрос финансирования был опущен. Очевидно, что при этом всегда есть опасность принятия «быстрого решения».

Фигура каудильо (лидер, военачальник, сильный человек) присутствует в самой ДНК политической истории Латинской Америки. Отсюда недовольство населения и уверенность в том, что демократия не сможет решить их проблемы.

Полную версию интервью с Торресом с саммита можно посмотреть здесь.

Переводчик: Полина Лапина