Всем тем, кто поселится в местах, которые покинули мы….
Там когда-то была наша революция. Я никогда не жила в тех районах, но была гостем, странником, со всеми моими маленькими ритуалами: приветствием соседа на лестнице утром, моими судорожными поисками продуктов, которые там обычно не продавались, моими долгими навязчивыми разговорами с таксистами — в попытках выведать их политические пристрастия и их взгляды на контрольно-пропускные пункты.
Там всё ещё есть наша революция, в Бустан аль-Касре. Там вы увидите — если только Варвары его не стёрли — детский рисунок солдата и бородатого мужчины с молотком над ними и фразой: «Революция, которая проломит головы». Это было начало нашей второй революции, революции против тех, кто пытался украсть наши права с помощью оружия или религии. Но вы, возможно, не знаете о многих революциях, которые произошли там, нарисованные Абу Марьямом. Вы, возможно, не услышите наши голоса, рассказывающие вам, кто Абу Марьям такой.
Там — наша революция. На КПП «Карадж аль-Хаджез» некоторые наши друзья были так избиты! Они выступали за открытие КПП для гражданских лиц.
Там — наша революция. В медицинском центре мы прощались с мучениками, одним за другим, там были бесконечные разговоры, беседы, друзья, ранения.
Там — наша революция. На кладбище лежат наши друзья. Ближе всего ко мне был Мустафа. Там мы открыли школу в его честь. Она там. Эта школа дала нам причину идти вперёд; мы верили, что платим долги. Могила Мустафы и его школа теперь ваши. Если вы будете проходить мимо, отнеситесь к ним с уважением, ведь этот человек был ключом любви, щедрости и преданности. Мы были частью его видения, и мы не справились.
Там — наша революция. Глупый иностранный боец написал на стенах: «Масонство конец». Мы часто смеялись над его ломанной грамматикой. И когда случилась эпидемия лейшманиоза и некоторые из нас распыляли инсектициды, мы создали своё граффити: «Лейшманиоз конец». Так мы приспосабливались, так мы искали решения. Поэтому вы найдёте наши школы и наши больницы в подвалах. Мы приспосабливались к бомбёжкам. Мы пытались сопротивляться. Там была наша революция….
Больница «Глаз»! Там мы протестовали снова и снова против шариатских судов. Там 35 из нас были убиты ИГИЛ. Там разразились наши протесты против их господства. Там я попала в тюрьму — подождите с бранью, ведь там же я была освобождена, потому что там — наша революция.
Превратите её обратно в больницу. Не такую, как наши подземные, но для всех людей. Это место переполнено духами, которые будут присматривать за больными.
Старый Алеппо был для нас местом отдыха. Туда я ходила, чтобы петь; мы, злые террористы, любили петь, любить, готовить и есть в «Доме фалафеля» что угодно, только не фалафель.
Вас изумили груды камней. Здесь жили семьи, у которых, возможно, кроме этих домов ничего не было. Им пришлось уехать. Остановитесь и пролейте слезу в память об их воспоминаниях.
Вы его не узнали. Я уезжала на несколько месяцев, но каждый раз не могла привыкнуть к масштабам разрушений, когда возвращалась. Это то, с чем сталкивались ваши соседи, так что в нескольких слезах не будет ничего плохого.
Вы нашли, если они позволили, бесчисленные тела под щебнем. Мы не хотели оставлять наши тела вот так, без надлежащего погребения. Мы не были небрежны, но самолёты били по всем группам, а в последние месяцы стало невозможно перемещаться на автомобилях.
Похороните их, как следует, если вас позволят. Вам, конечно, не позволят узнать их имена, но, пожалуйста, не хороните их под случайными числами. Используйте воображение и похороните их вместе. Уже достаточно сирийские семьи разлучали между собой, и никто не хочет быть похороненным в одиночку.
Там — наша революция. Проклинайте её или оплакивайте. Она там, в камнях, в могилах, в земле и над головами, в воздухе.
На стене кладбища мы однажды написали: «Мы живы, мы продолжаем идти, и наша мечта будет исполнена». Возьмите, что осталось от нас, и продолжайте мечтать. Скоро вас лишат всего остального.