Мусульмане, которых не видно

Марш женщин в Сан-Франциско, 21 января 2017 года. Фотография Сахар Хабиб Гази. Публикация с разрешения автора.

[Ссылки ведут на страницы на английском языке, если не указано иного].

Позвольте мне перенести вас в события января на Марш женщин, состоявшийся в Сан-Франциско. Я пришла на него со своей соседкой и лучшей подругой. Я доверяю ей свою четырехлетнюю дочь, она доверяет мне своих детей — она моя скала.

Спустя мгновения мы уже выкрикиваем лозунги за права женщин. Затем, скандируя, отстаиваем права для трансгендеров. Мы находимся в море зонтов и людей, кто-то несёт символический образ праведной мусульманки в хиджабе цветов американского флага, другие нараспев провозглашают лозунги против исламофобии. Глядя на меня, подруга вдруг заявляет: «Тебе не приходится иметь дело со всем этим, правда?» На что я отвечаю вопросом: «Почему? Потому что я не мусульманка?»

С подобным разговором я сталкиваюсь не впервые. Коллеги по работе, как и мои давние знакомые не ассоциируют меня, Сахар, которую они знают, с укоренившимся в их воображении стереотипным образом «мусульманки».

Меня размусульманили.

В мире проживают 1,7 миллиардов мусульман [ру]. Мы все разные и по-разному исповедуем нашу веру. У каждого из нас своё восприятие того, что означает быть мусульманином. Однако каким-то образом нас всех упаковывают в одну и ту же мусульманскую коробку, сконструированную нашим коллективным воображением, в которое не вписываются мусульмане вроде меня — нас попросту размусульманивают.

Быть размусульманеным

Я не единственная, кого это коснулось. Подобной ситуации не удалось избежать даже автору самых продаваемых в США стихов, поэту Руми. Что приходит вам на ум при мысли о нём? Любовь? Мир?

Когда Джалаладдину Руми было столько же лет, сколько мне сейчас, он был ортодоксальным мусульманским проповедником и учёным. В сердце его поэзии всю жизнь и до самой смерти были ислам, Коран и Пророк Мухаммед. Однако современное западное восприятие его стихов наряду с укоренившимися в популярности их переводами начисто вычеркнули религию из его творчества.

То, что оказалось вычеркнутым, на самом деле составляет значительную часть истории 1,7 миллиардов мусульман со всего мира.

Другой частью является упрощённое представление образа мусульман, уже нескольких столетий доминирующее в западной литературе.  В корне этого таинственного образа заложено изображение темнокожих мужчин, которых нужно бояться, и экзотических женщин, которых нужно спасать. В 70-х годах прошлого столетия американский учёный палестинского происхождения Эдвард Саид [ру] изучил истоки зарождения подобного восприятия, став настоящим историческим первопроходцем. Тем не менее, и по сей день эти образы не теряют своих красок. Их укоренению способствуют как наши политики, так и СМИ наряду с Голливудом.

Например, вышедший на экраны в 1998 году фильм «Осада» повествует о группе американцев арабского происхождения, которых содержат в нью-йоркском лагере для интернированных. Приведённые справа под текстом изображения наглядно демонстрируют Дензеля Вашингтона с плохим опасным мусульманином на верхнем снимке и с хорошим патриотическим мусульманином — агентом ФБР на  фотографии снизу.

Скриншот с фильма 1998 года Осада [анг]

Работая в СМИ уже 13 лет, я регулярно наблюдаю, как в наших новостях отдаётся предпочтение хоть и убедительным, но ошибочным концепциям.

Так, в частности, игнорируется тот факт, что за последние три десятилетия девять мусульманских женщин стали руководителями своих стран, тогда как в 2016 году США оказались не в состоянии избрать на пост президента страны первую и единственную женщину из реальных кандидатов.

Кроме того, без внимания остаётся то, что введённый Францией запрет на ношение хиджаба в общественных учреждениях и узаконенное Саудовской Аравией требование к женщинам покрывать своё тело — это две стороны одной медали. Это установление «контроля» власть имущей группы над «другими».

При подобной оценке событий принижается важность движения мусульманских женщин за перемены и забывается то, что первые мусульманские молитвы на американской почве были произнесены африканцами, доставленными туда на невольничьих кораблях. Снимается вопрос о существовании квир-мусульман.

Данное мировоззрение, основанное на заблуждении, настолько глубоко отпечаталось в нашем коллективном воображении, что даже сикхи, включая как мужчин, так и детей, зачастую оказываются жертвами атак и угроз, направленных против мусульман.

Благодаря тем историям, которыми мы делимся, и тому, как мы их рассказываем, исламофобия сегодня — это не просто боязнь ислама как религии, а боязнь «иного».

Быть одной из 1,7 миллиардов

Мы в индустрии СМИ не ограничиваемся простым изложением фактов, даже если это альтернативные факты. Наша главная цель — помочь читателю разобраться в понимании мира, для чего мы создаём определённые концепции. В данном случае моя профессиональная отрасль оказалась несостоятельной, поскольку история 1,7 миллиардов жителей нашей планеты так и не нашла своего отражения.

Их подвела именно Америка, в которой 7 миллионов мусульман составляют самую «разнообразную» религиозную группу. Около трети всех мусульман США приходится на афроамериканцев. Шесть из десяти американских мусульман являются иммигрантами в первом поколении, прибывшими из 77 разных стран.

Родители автора, 1976 год, Нью-Йорк. Публикация с разрешения автора.

Сорок лет назад, приехав в Нью-Йорк за американской мечтой, мои родители стали иммигрантами. Моя мать разместила свои первые ювелирные украшения на Пятой авеню, а мой отец вкладывал все свои усилия в строительство нью-йоркских небоскребов, спроектированных американским мусульманином из Бангладеш, инженером-конструктором Фазлуром Рахманом Ханом. В то время, когда Фазлур Хан переосмысливал городские силуэты мира, мои родители осмеливались быть одновременно и мусульманами, и американцами.

Могу ли я сейчас отважиться быть одновременно и мусульманкой, и американкой? Порой люди меня спрашивают, почему я не ем свинину, и вместо того, чтобы достать свои мусульманские рецепты или показать свой карманный Коран, который имеют при себе все мусульмане, я заявляю: «Из уважения к Свинке Пеппе».

Конечно же, я шучу, не всем мы носим в карманах Коран. Чтобы быть «мусульманином», от нас не требуется становиться экспертами в области теологии, также как из этого не должны следовать непременные дополнительные личные досмотры в аэропорту. Существуют сотни почтенных мусульманских мудрецов, активистов, а также межконфессиональных активистов, борющихся с повсеместной ложью об исламе.

Эта ложь вырабатывается хорошо смазанным и щедро финансируемым механизмом исламофобии при поддержке аналитических центров и специалистов по дезинформации, сметающих в кучу и манипулирующих тем, что и без того запятнано — представлениями об исламе в целом и о мусульманах в частности.

Благодаря историям, которые мы рассказываем, и тому, как мы это делаем, исламофобия более не ограничивается попытками сорвать хиджаб с головы женщины или ужасающими своим размахом атаками на мечети по всей территории США, как показывает приведённая ниже карта.

Скриншот с вебсайта ACLU [Американский союз защиты гражданских свобод — прим. переводчика].

Исламофобия в своей самой уродливой форме — это атака на нашу принадлежность и самоидентичность, которые так велики, многообразны и разносторонни, что их невозможно уместить в одну коробку.

Автор в детском саду, фотография 1986 года. Использовано с разрешения автора.

Позвольте мне объяснить. Хотя я родилась мусульманкой, зарождение этой религии в моём воображении произошло, когда мне было 4 года, в импровизированной мечети, расположенной в подвале Пресвитерианской церкви Нью-Йорка.

Когда ученые в области общественных наук пытаются объяснить религию, они выделяют следующие три значимые компонента: веру, поведение и принадлежность. Несмотря на то, что мои вера и поведение могут показаться невидимыми, они всегда присутствуют. Возможно, моё мусульманство стало бы заметным и для моей подруги, соседки и скалы, если бы она обладала способностью видеть сквозь 50 футов цемента и воздуха, разделяющие наши дома. Она бы увидела, как я, укладывая свою дочку спать, укачивая её на руках и нашёптываю ей арабские защитные стихи дуа из Корана. Я повторяю их по три раза. Прошу о защите своей дочери от зла зримого и незримого.

Возможно, моя исламская вера и не всегда видна, но моя принадлежность к миру мусульман повсеместно сопровождает меня как тень.

Бабушка автора, победившая в конкурсе икебан в Карачи, рядом со своей сестрой в районе 1960-х годов. Использовано с разрешения автора.

Принадлежность — это образ моей бабушки по материнской линии с сестрами; победившей несколько десятилетий назад на конкурсе икебан в Карачи. Когда я закрываю глаза, то и сейчас вижу её перед собой: Нано в окружении холстов с изображениями святых суфиев и со множеством закладок в Коране — книге, состоящей из ста четырнадцати глав, большинство из которых она знала наизусть. Быть мусульманкой — значит в те дни, когда плохо, произносить те молитвы, о которых говорит мне она.

Быть мусульманкой — значит говорить о Боге, как она меня учила: «Аллах Миан», что означает «Бог, единственный мой господин». Для народа, подвергшегося многовековой колонизации «империей», которая начиналась как корпорация под названием Почтенная Британская Ост-Индская компания, слова о том, что Бог — единственный господин, имеют глубокое значение.

Автор со своим дедушкой Нанаджаном, 1987 год. Опубликовано с разрешения автора.

Принадлежность — это детство, когда тебе говорят, что мужчины не плачут, но ты видишь слезы своего дедушки-беженца. В перерывах между написанием книг о современном исламе и независимости Кашмира, Нана Джаан безудержно оплакивал свою семью в контролируемой Индией провинции Кашмир, которую он не мог обнять в течение полувека. Принадлежность — это осознание того, семьи миллионов курдов и палестинцев, как мой дедушка, были разрушены колониалистами, поделившими исламский мир так, словно это азартная игра.

Быть мусульманином — значит знать о том, что за последние двести лет европейцы «колонизировали» все мусульманские страны, за исключением четырех. Это понимание того, что первая в истории воздушная бомба была сброшена сто лет назад на мусульманскую страну.

Это знание о том, что именно в то время дедушка моей бабушки, индийско-кашмирский подданный Британской империи, был заклеймён газетами как «опасный» только за то, что он осмелился открыть первую в Англии мечеть. Проповедуя радикализм любви, мира и общественной справедливости — слово ислама — ещё до существования самолётов, он побывал в бóльшем количестве мест, чем я за всю мою жизнь.

Фотография прадедушки автора, снимок 1920 года. Фотография из архива сайта Woking Muslims.

Принадлежность к мусульманскому племени размером в 1,7 миллиардов глубоко заложена в наших незабываемых кровных связях, наших непризнанных историях.

Это память о том, как четырнадцать лет назад самая мощная военная держава в мире, армия которой находится сегодня на всех континентах Земного шара, за исключением Антарктиды, в поисках воображаемого оружия массового поражения атаковала Ирак. Это знание о том, что сейчас более полмиллиона иракцев похоронены в руинах войны. Быть американской мусульманкой — значит знать о том, что с 2001 года процент самоубийств среди наших ветеранов повысился более, чем на 32 процента.

Это понимание того, что когда США переживает трагедию, подозреваемый в которой является обладателем мусульманского имени, история получает огласку в четыре раза большую, нежели подобная история с белокожим подозреваемым.

Это также осознание того, что первый призыв к молитве, азан, был произнесён тысячу четыреста лет назад освобождённым чернокожим рабом по имени Билал. Это знание того, что двести лет назад на эту землю в качестве раба был привезён мусульманский учёный, африканец по происхождению, Билали Мухаммед.

Это значит считать Малкольма Икса американским героем. Это то тепло, которое я ощущала, когда люди наводнили аэропорты с протестами против установления запрета мусульманам на въезд в США. Это та надежда, которую я чувствую, когда мы боремся за наших Мечтателей, и когда мы говорим, что Black Lives Matter [международное движение активистов, выступающих против насилия в отношении чернокожего населения, буквальный перевод: «Жизни чернокожих важны» — прим. переводчика]. Быть одновременно и американкой, и пакистанкой, и  кашмиркой, и пахари, и панджаби, и мусульманкой, а также журналисткой — это знание неотъемлемой пересекаемости наших много-дефисных идентичностей, но также и неспособность передать это словами. И хотя нарратив 1,7 миллиардов обладает бóльшими возможностями, чем кубик Рубика, его репрезентация ограничена простой развилкой: «мы» и «они».

Будучи матерью, я ношу в себе беспокойство за своего ребенка и за всех детей мусульман, зная, что привилегированные слои общества с помощью этого противопоставления создают структурную исламофобию.

Структурная исламофобия — это реестры мусульман, введённые президентом Бушем и расширенные президентом Обамой. Это повсеместная слежка за мечетями. Это сотрудник иммиграционной службы, надевающий наручники на пятилетнего ребенка. Это страна, закрывающая границы перед теми самыми гражданами, государства которых она бомбит. Это тот недостоверный и расплывчатый «бесполётный список», нацеленный на арабов в частности, и на мусульман в целом. Это те войны, которые мы ведём, и те бомбы, которые мы сбрасываем на мусульманские страны.

Ситуация, в которой мы сейчас находимся, сложилась благодаря тем историям, которые мы рассказываем, и тем, о которых мы умалчиваем.

В научном исследовании «Восхождение человека» учёные из Северо-западного университета продемонстрировали участникам ложное с научной точки зрения изображение и попросили их оценить группы по шкале эволюции от 1 до 100. Мусульмане оказались на самой нижней ступени развития.

О чём нам необходимо говорить

Мы слишком глубоко вовлечены в обесчеловечивание мусульман или «другого». На целые десятилетия мы отстаём от признания истиной причины наших страхов и тех рискованных небезупречных приёмов, которые мы увековечиваем в редакциях новостных изданий.

По крайней мере, в индустрии СМИ набирает популярность возглавляемое американскими мусульманами движение, ставящее целью запечатлеть разнообразие наших многодефисных идентичностей и забытые истории. Подкаст Buzzfeed See Something, Say Something (Смотри что-нибудь. Скажи что-нибудь); подкаст #GoodMuslimBadMuslim (ХорошийМусульманинПлохойМусульманин); серия вирусных роликов Secret Lives of Muslims (Тайная жизнь мусульман); Sapelo Square о чернокожих мусульманах-американцах; Salam Reads, инициатива Simon & Schuster, направленная на расширение публикаций авторов-мусульман; а также Мисс Марвел, пакистанская мусульманка и американская супергероиня — всё это вселяет в меня надежду.

Скриншот с медийных проектов, направленных на демонстрацию всей сложности и многогранности жизни американского мусульманина. Подборка автора.

Вместе с тем, меня беспокоит та сложная всемирная ситуация, в которой мы находимся. Этот момент способен иметь последствия, простирающиеся за пределы 1,7 миллиарда.

Неспроста те теоретики заговора, которые раньше прятались в тёмных углах интернета, сейчас управляют Белым домом. Они сделали мусульман «иными», и число подобных персонажей возросло в геометрической прогрессии.

В геометрической прогрессии возросла ещё одна группа, ответственная за превращение всех нас в «иных». Если до недавних пор их просто не было, то теперь они контролируют огромные территории Сирии и Ирака.

Я обеспокоена теми событиями и рассказами, о которых в возрасте моей дочери я не подозревала, но сегодня они делают меня непримиримой мусульманкой. Те крошки хлеба, которые я оставляла в течение этой речи. То, что способствует стимуляции также и вашей памяти, потому что на любом из перекрёстков, формирующих нашу человечность, может таиться история о тех, кого сделали «иными».

Прямо сейчас за мостом в Беркли ведутся разговоры в рамках Восьмой ежегодной конференции по борьбе с исламофобией. Более ста академиков обсуждают наши проблемы, касающиеся «иных», «структурного расизма» и «американского милитаризма». Но это не те слова, которые мы можем случайно обронить в школе или прочесть в наших газетах.

Плакат со страницы Facebook проекта Islamophobia Studies Network.

Каждому из нас нужно спросить себя: «Почему?» Зачем я вам об этом рассказываю в 2017 году в своей речи на конференции TEDx в Стэнфорде, когда четыре десятилетия назад стэнфордский учёный Эдвард Саид продемонстрировал нам, как, создавая в общественном сознании понятие «иных», ведутся войны и обесчеловечиваются люди.

Нам нужно задаваться неприятными для себя вопросами о нашей роли в сознательном и неосознанном увековечивании концепции «иных», как это сделали я и моя подруга в тот дождливый день на Марше женщин — потому что представление нового будущего, в котором не будет президента, поедающего шоколадный торт и одновременно бомбящего разорённые страны и «иных» людей, выходит за рамки видимых и невидимых 1,7 миллиардов. Оно начинается здесь и касается каждого из нас.

Сахар Хабиб Гази является главным редактором Global Voices. Данная статья представляет собой модифицированную версию её речи, произнесённой 24 апреля 2017 года на конференции TEDx в Стэнфордском университете. Если вам хочется узнать больше, пожалуйста, посетите страницу проекта Islamophobia Research & Documentation Project и обратите внимание на подборку #IslamophobiaIsRacism

Начать обсуждение

Авторы, пожалуйста вход в систему »

Правила

  • Пожалуйста, относитесь к другим с уважением. Комментарии, содержащие ненависть, ругательства или оскорбления не будут опубликованы.