Президент Таджикистана Эмомали Рахмон пожимает руку российскому лидеру Владимиру Путину во время своего недавнего визита в Москву. Фотография Правительства России является общественным достоянием. Изображение обрезано для данной статьи.

Маленькие ладони и долгое рукопожатие. С тех пор, как Дональд Трамп стал сорок пятым президентом США, интернет наводнили статьи, анализирующие его враждебную манеру рукопожатия при встречах с мировыми лидерами.

По данным целого ряда опубликованных в интернете аналитических заметок, посвящённых изучению первых моментов контакта, большинство лидеров в буквальном смысле слова оказываются втянутыми в ловушку Трампа. Грубая фамильярная тактика рукопожатия Трамп, кажется, стремится перетянуть оппонента на свою сторону. Если попытка претерпевает неудачу, он просто перемещает свои пальцы по запястью ничего не подозревающего лидера иностранного государства значительно выше, чем это принято в рукопожатии, не ставящем целью конкурентную борьбу.

Джеф Бити в своей статье, опубликованной в британской газете Independent, поделился рассуждениями [анг] о том, что подобное поведение является своего рода игрой на публику и подчёркивает политику Трампа «Сначала Америка».

Какой бы ни была мотивация такого «Трампопожатия», на состоявшемся 21 мая арабо-исламо-американском саммите в столице Саудовской Аравии Эр-Рияде она не произвела ни малейшего впечатления на Эмомали Рахмона, который фактически является пожизненным президентом Таджикистана.

Найден человек, который переиграл Трампа в рукопожатии pic.twitter.com/snhfDgJr2r

— тем временем… (@a_imanaliev) May 23, 2017

@a_imanaliev? It scared him… He had to step in! #impeachtrump

— Lizz (@Lizzette007) May 23, 2017

@a_imanaliev ? Это его напугало… Он вынужден был сдать позицию! #impeachtrump

@a_imanaliev Yeah Buddy. he was ready for his jerking ass. Good.

— Mrs BJ Holloway (@Peachie100) May 23, 2017

@a_imanaliev Вот так вот, дружище. Он ему задал жару. Классно.

@a_imanaliev You can tell who has the most power in this room.

— Chris Green (@GreenFlag41) May 23, 2017

@a_imanaliev Сразу видно, чья власть доминирует в этой комнате

Как видно из gif-файла выше, Рахмон — авторитарный лидер среднеазиатской страны, являющейся беднейшей из всех государств бывшего СССР — несомненно вышел победителем в этом обмене рукопожатиями, попав наряду с премьер-министром Канады Джастином Трюдо в элитный список обыгравших Трампа в его любимом, кроме гольфа, состязании.

Но если в хорошо запомнившемся [анг] эпизоде на февральской встрече между Трюдо и Трампом всё дело было в планировании, то создалось впечатление, что победа Рахмона стала исключительно результатом инстинктивной грубой силы, созвучной с его стилем правления Таджикистаном в течение уже более двух десятилетий.

Это всё о нем

В условиях укоренившейся систематической коррупции, в стране, где около половины работоспособных мужчин ищут трудоустройство в соседней России, шестидесятичетырёхлетний Рахмон оттачивает свой талант в области создания иллюзии  — успеха в несостоявшемся государстве. Недавно он получил титул «Основателя мира и национального единства — Лидера Нации», который отдаёт дань его руководству, выведшему страну из разрушительной пятилетней гражданской войны, разразившейся вскоре после её отделения от Советского Союза в 1991 году.

Американский исследователь Эмили Нил в статье [анг] для журнала Litro цитирует жительницу Таджикистана, которая объясняет своё восхищение личностью, расцениваемой большинством зарубежных наблюдателей как воплощение корыстного диктатора старой школы.

“That is why I love Rakhmon,” Parvina said, bread still in hand, shocking me with her directness.

All Americans, laughed at Rakhmon and his regime, ex-KGB types, running the country with the most ridiculous gestures of authoritarianism: the billboards, the government-sanctioned “news” declaring the prosperity of Tajikistan, showing image after image of full crop fields accompanied by floating, inspirational music – even his recent declaration earlier the year before of his title not just as president, as he had been since peace was achieved in 1997, but also as “Leader of the Nation,” reminiscent in its bleak grandiosity of something straight out of the Hunger Games.

[…]

She explained to me as well as she could, as well as I could understand: “He is why there is bread now. He is why you, a foreigner, can be here right now.”

Rakhmon was not a billboard: He was a fact that meant that in her hand was the smooth, round bread, a fact that was the reason why I was sitting there, why I had boarded a plane and landed in Dushanbe, where I could play in the alley with her daughters without fear of being shot. Why my government’s heavily-weighted, paper-thin green dollars changed hands, became somoni and now could rest safely in the wooden trunk under the bed in her room.

Yes, it was funny, but nothing about Parvina’s face – her mouth which so quickly smiled when playing with her children, her eyes which would light up as we talked about our mutual love of Enrique Iglesias – showed any sign of amusement now.

«Вот поэтому я и люблю Рахмона», — пояснила Парвина, всё ещё держа в руках хлеб и шокируя меня своей прямотой.

Все американцы смеются над Рахмоном, его режимом, управляющим страной в лучших традициях КГБ, и нелепейшей жестикуляцией авторитаризма: рекламные щиты, санкционированные правительством «новости», декламирующие процветание Таджикистана, демонстрирующие кадр за кадром урожайные поля в сопровождении заряжающей вдохновением музыки — о его мрачной грандиозности, словно заимствованной из сюжета «Голодных игр», напоминает даже недавнее заявление, сделанное им ранее в этом году, ещё до получения своего нового титула «Лидера Нации», возвысившего его над статусом президента, в котором он пребывает с момента достижения мира в 1997 году.

[…]

Она объяснила мне настолько ясно, насколько могла, чтобы я поняла: «Благодаря ему у нас есть хлеб. Благодаря ему ты — иностранка — можешь находиться здесь прямо сейчас».

Рахмон не был рекламным щитом. Он был фактом, означавшим гладкий круглый хлеб, фактом, объяснявшим моё присутствие и приземление моего самолета в Душанбе, где я могла играть на аллее с её дочками, не опасаясь быть застреленной. Фактом, благодаря которому тяжеловесные зелёные доллары, отпечатанные на тонкой бумаге, переходили из рук в руки и, превратившись в сомони, теперь оказались в безопасности в деревянном сундуке под кроватью в её комнате.

Да, это было смешно, но ничто в лице Парвины — ни её губы, которые так быстро переходили в улыбку, когда она играла со своими детьми, ни её глаза, которые загорались светом, когда мы беседовали о нашей общей любви к Энрике Иглесиасу — не показывало ни намёка на шутку.

Конечно, это далеко не вся история, и хотя проявление индивидуальных свобод в стране сократилось до такой степени, что с недавних пор любой таджик, выступающий с письменной критикой в адрес Рахмона, пребывает в серьезной опасности тюремного заключения, одно остаётся ясным: Рахмон в Таджикистане — это всё. (Если всё ещё требуются дополнительные пояснения, настоятельно рекомендуется ознакомиться с фотографией президента, на которой он управляет бульдозером, закладывая начало работ по постройке гидравлической дамбы, за которую его страна вряд ли когда-нибудь сможет расплатиться).

И всё-таки в каком-то смысле он пришёл к власти таким же способом, как и Трамп — со стороны.

Бывший председатель колхоза из сельской глубинки — традиционно партийная элита в те времена выбиралась из промышленных кругов севера — продвинулся по служебной лестнице при содействии влиятельных деятелей из органов безопасности, считавших, что смогут держать Рахмона под контролем. Многие из них оказались мертвы после его утверждения в должности президента.

Подобно Трампу у Рахмона присутствует чутьё на возможность для хорошего фото, а история его жизни, также как и у Трампа, представляет собой сомнительную дань своему мужскому эго и его опасному стремлению к доминированию и контролю любым путём.

Однако, в отличие от Трампа, Рахмон не является изнеженным ребёнком привилегий — он знает, как оказаться на высоте положения в войне рукопожатий.