Тина Альваренга, бывшая в детстве криадитой, посетила дом, в котором проработала долгие годы. Сегодня Тина защищает права детей и собирает рассказы криадитас, которые, как и она, были жертвами жестокого обращения и дискриминации. Фотография Сесилии Рохас, опубликована с разрешения Kurtural.

[Все ссылки статьи ведут на сайты на испанском языке].

Тина Альваренга прожила восемь лет в доме, где ей запрещалось обедать вместе с семьёй. Почти выпустившись из университета, она вернулась туда много лет спустя и услышала, что хозяйка с гордостью говорит о ней. «Она нам как дочь, как лучшая дочь»,  услышала она. Но с Альваренгой в том доме никогда не обращались как с дочерью. С десяти лет она была «криадитой» (исп. criadita) семьи. Так называют в Парагвае более 46000 девочек и мальчиков, обязанных работать, чтобы ходить в школу.

Сделка проста: многодетная семья с низкими доходами отдаёт несовершеннолетнего ребёнка в семью с боле высокими доходами в обмен на крышу над головой, еду и образование для ребёнка. Даже не говорится о том, что ребёнка ждут бесконечные дни работы по дому, которые ему никто не оплатит, и что с ним могут жестоко обращаться, имея ввиду, что стороны не могут аннулировать сделку. Это явление называют «criadazgo», обычай, который до сих пор практикуется в стране несмотря на многочисленные жалобы от правозащитных организаций и благодаря одобрению большей части общества.

Окончив университет, Альваренга долгое время работала в организации по защите прав детей. Она брала интервью у криадитас (маленьких девочек, попавших в криадазго), собирала доказательства, писала отчёты, исследовала, подавала жалобы. Она пыталась называть вещи своими именами, ведь чувство благодарности, укоренившееся в маленьких криадитас, обычно является гарантией молчания.

«Криадазго основывается на двойном мираже», — говорит Альваренга. С одной стороны находится надежда семьи, отдающей своё дитя другим, думающей, что благодаря этому их дочь сможет получить образование, улучшить общественное положение и кем-то стать в жизни. С другой стороны, семья, принимающая ребёнка, оправдывает эксплуатирование, думая, что она даёт ему шанс, без которого он не только не сможет учиться, но даже, возможно, умрёт от голода.

Жертвы криадазго

Если с девочкой жестоко обращаются, её родственники узнают об этом только годы спустя. Иногда они не узнают об этом никогда. Но в январе 2016 года раскрыла перед всеми феномен, скрывающийся в парагвайских домах.

Каролина Марин поступила в региональную больницу Каагузу с признаками сильных ударов. Вскоре она скончалась. Ей было 14 лет. Она была криадитой в доме Томаса Феррэйры, бывшего военного, и Рамоны Мельгарехо, сотрудницы ЗАГСа. Она жила с ними в Вакерии, городе, в котором проживает чуть более 3000 жителей, находящимся в 250 километрах на востоке от Асунсьона. В конце января 2016 года Феррейра избил Марин палкой до смерти. Это стало последним наказанием в жизни девочки.

СМИ рассказали о произошедшем на следующий день. В новостях подчеркнули, что убитая девочка была криадитой. Такие организации, как ЮНИСЕФ и Callescuela, обвинили в данной смерти столь укоренившийся обычай криадазго. Они назвали его «современной формой рабства». Десятки людей вышли на демонстрации, требуя того, чтобы Парагвае не было «другой Каролины». Имя и фотографии девочки распространились по социальным сетям.

«В Парагвае зарегистрировано больше коров, чем детей», — заявила Тина Альваренга. Без личности легче безнаказанно нарушать права детей. При отсутствии реестра трудно контролировать, в каких условиях живёт ребёнок.

Соседи пары, а также ещё почти 60 организаций гражданского общества, требуют быстрого расследования дела. Они хотят, чтобы Томаса Феррэйру и Рамону Мельгарехо приговорили к 30 годам тюрьмы за убийство их криадиты. Если делу Каролины Марин будет дан ход, оно может стать важной вехой — первый раз, когда в Парагвае осудят за криадазго.

Рутина

Помимо трудовой эксплуатации, многие маленькие прислуги живут в изоляции от других девочек их возраста.

Тине Альваренге было десять лет, когда фабрика, на которой работал её отец, обанкротилась, и он остался без работы. Все её братья стали работать, чтобы приносить деньги в дом, продавая сладости на улице или на рынке. Они и дальше учились в школе. Она одна стала криадитой в Асунсьоне.

В доме своих покровителей Альваренга работала от четырёх до шести часов в день, и она контролировала время, которое должна была потратить на учёбу. Она просыпалась в пять утра и готовила завтрак для семьи. Ежедневно ей приходилось убирать часть дома. По пятницам, например, она мыла холодильник и зал, чистила мебель, дезинфицировала пол. Потом она шла в школу.

После уроков она возвращалась домой и у неё было время для учёбы. Чем раньше она заканчивала, тем больше свободного времени у неё оставалось, но и оно было у неё ограничено тем, что она должна была готовить ужин для семьи. Альваренга говорит, что она никогда не голодала, но еда была под контролем. «Мне больше позволяли пользоваться библиотекой хозяина дома, чем холодильником», —рассказывает она.

Библиотека была очень богатой и принадлежала хозяину дома, военному, симпатизирующему Либеральной партии, противнику диктатуры Стресснера (продлившейся с 1954 по 1989 гг.). Иногда по вечерам, после ужина, хозяин заставлял Альваренгу стоять рядом с ним и читать статьи оппозиционных газет, таких как «Sendero» или «El Pueblo», и убеждал её не верить тому, что официальные СМИ говорили о диктатуре. Он считал её умной, но не разговаривал с ней. «Хозяин нашёл ту, кто слушал его речи о политике», — говорит она.

«Мне не разрешали часто ходить домой, потому что, как они говорили, что я оттуда возвращалась „с плохой привычкой“». Они так называли гуарани, её родной язык, так как она из индейцев народности гуарани. Её попечители боялись за то, что она потеряет то образование, которое они ей давали. Она полностью понимала, что то, что они ей предоставляли, она оплачивала своей работой.

Дискриминация распространялась и на школу. «Меньше всего говорится об издевательствах, которым подвергаются криадитас в школе. Потому что у других детей есть родители и они сразу замечают, есть ли они у тебя, работаешь ли ты как криадита. Я не могла никого приглашать в дом, в котором жила, у меня не было друзей в школе или среди соседей. Меня больше всего ранило не принадлежать к какой-либо группе, когда я была подростком, ведь именно тогда появляются друзья. Хуже всего была изоляция», — рассказывает Альваренга.

Система, поддерживаемая обществом

В январе 2015 года женщина опубликовала следующий пост в группе в Facebook, в которой делятся предложениями о работе по уборке и для няней в Парагвае. Администратор группы — Пэпа Костяновски, член муниципального совета Асунсьона.

Hola, necesito una compañerita para mi nena, para jugar con ella a la mañana y a la tarde. Para estudiar. Avisen por favor. Para el lunes si es posible.

Привет, мне нужна подружка для моей дочери, чтобы она играла с ней по утрам и вечерам. Для учёбы. Пожалуйста, отзовитесь. По возможности, к понедельнику.

Пост получил пять лайков и несколько комментариев. Женщина из города Ньемби сказала, что у неё есть одиннадцатилетняя девочка, и оставила свой номер телефона. Другая, тоже из Ньемби, предложила свою пятнадцатилетнюю племянницу. «Ей нравятся дети и она очень красивая», — вот что она написала. В третьем комментарии говорилось о «девочке из глубинки, желающей поработать». Вот ответ автора поста на полученные комментарии:

Amigas, conseguí una, voy a ver si me funciona. Muchas gracias, aviso otra vez cualquier cosa.

Подруги, я уже нашла девочку, посмотрим, как пойдёт. Большое спасибо, если что, дам знать.

Сделка состоялась.

Ортис написал в прологе к Criaditas, ¿hasta cuándo? («Сколько ещё терпеть маленьким прислугам?»), собранию рассказов бывших криадитас:

Имея ввиду, что на протяжении нашей истории мы смогли покончить с такими укладами жизни, как рабство, своячничество, энкомьенды (распределение индейцев между колонизаторами), менсу (работа на плантациях чая мате, сопоставимая с рабством), необъяснимо, как мы так просто допускаем прислужничество, из-за которого столько мальчиков и девочек должны противостоять рабской системе, оставаясь один на один с разного вида насилием и эксплуатированием.

Социальное неравенство и то, как в Парагвае хвастают властью, дают некоторые подсказки насчёт того, почему данное явление существует до сих пор.