Омид Мемариян [анг], как успешный и популярный среди читателей журналист в Иране, а сейчас и в США, освещающий Иран как для иранской, так и англоговорящей аудитории, скажите, какого это — существовать одновременно в этих двух медиасредах?

Когда я работал в Иране журналистом, я часто проводил время с иностранными репортёрами. Мне был интересен их подход к изложению материала, особенно в стране, где везде нужен очень сильный контекст, и тем более учитывая, что многие из этих репортёров никогда не проводили в стране более двух недель. Мы также много говорили о журналистской этике. Всё это вызвало и углубило моё увлечение американской журналистикой.

Когда я попал в Высшую школу журналистики Калифорнийского университета в Беркли, мне нужно было многому научиться. Я уже умел брать интервью у людей, собирать информацию, осмысливать общую картину и направлять усилия на общее благо. Но в Беркли я узнал много о структуре и организации повествования. А также о важности простых, понятных предложений и роли человеческого фактора в историях. Это перевернуло моё понимание новостных и тематических материалов. Я также узнал об эволюции закона и этики в журналистике на протяжении последних двух столетий, которая объясняет, почему СМИ сейчас играют такую важную роль в формировании общественного мнения и привлечении к ответственности власть имущих.

Какие различия вы видите сейчас как журналист с американским образованием между журналистикой в США и Иране?

В США существует сильная связь между школами журналистики и средствами массовой информации. В Иране такой традиции нет. Журналисты учатся своей работе методом проб и ошибок. Некоторые журналисты даже относятся с пренебрежением к тем, кто присоединяется к отделам новостей прямо из школ журналистики, поскольку считают, что журналистике учатся на практике, а не в классе. В иранских отделах новостей присутствует даже чувство враждебности к академическому обучению.

Экономика СМИ, менеджмент и медиа-законы в Иране также очень примитивны по сравнению с США. Американские СМИ очень легко приспосабливаются, полны инноваций. За последнее десятилетие произошла эволюция бизнес-моделей американских СМИ. Большинство иранских газет существуют на государственные субсидии. Важные публикации, которые касаются политики и социальных проблем, сталкиваются с высшим уровнем цензуры и могут быть закрыты в любой момент, если они затронут тему, которая не понравится государственным структурам или влиятельным лицам.

Эти субсидии оказывают разрушительное влияние в том, что они не позволяют СМИ играть по правилам бизнеса и придерживаться профессионализма. Это как состояние рантье: не важно, как они выполняют работу, в конце месяца в их карманах появляются деньги на жизнь. Нестабильность политической обстановки также является фактором того, что независимые иранские СМИ остаются слабыми и уязвимыми. Иранские СМИ сильно страдают из-за отсутствия судебной независимости и доминирования разведывательных служб Ирана. Это убивает инновации, качественное предоставление информации и инвестиции, как с экономической стороны, так и со стороны человеческих ресурсов.

Чем отличаются ваши статьи для иранской и англоговорящей аудиторий?

Когда вы пишите для англоговорящей аудитории, необходимо определить, что для них важнее всего. Если я передаю историю, например, о парламентских выборах в Иране, я её описываю с точки зрения американо-иранских отношений и того, как на них повлияют результаты выборов. Как только это установлено, я могу объяснить расстановку сил и внутреннюю политику.

Интерес американских СМИ к иранским проблемам также меняется. Например, во время переговоров по ядерной программе вы могли писать статьи о санкциях, экономических трудностях, расстановке сил между «умеренными» и сторонниками «жесткого курса», и даже о туризме. Пока вы могли соединить вашу историю с разговорами о ядерном оружии, это было уместно.

«Интерес американских СМИ к иранским проблемам также меняется. Например, во время переговоров по ядерной программе вы могли писать статьи о санкциях, экономических трудностях, расстановке сил между «умеренными» и сторонниками «жесткого курса», и даже о туризме. Пока вы могли соединить вашу историю с разговорами о ядерном оружии, это было уместно».

У изданий есть своя программа и основной материал, который поддерживает их публикации. Например за несколько недель до того, как Иран заключил сделку с так называемой «группой 5+1» по сдерживанию его ядерной программы, я опубликовал статью в Politico, объясняя резкую речь иранского верховного лидера Аятоллы Хаменеи. Моя главная идея состояла в том, что несмотря на его резкие комментарии, он хотел заключить сделку, а его замечания были для потребления внутри страны. Очевидно они не были обращены к правым СМИ, таким как Fox News, Townhall или The Washington Times, которые рассчитывали на провал ядерных переговоров. Но помимо партиёных/идеологически ориентированных изданий существует широкий спектр американских СМИ, которые заинтересованы в честных публикациях.

В Иране есть группа журналистов, которая работает на склонные к реформам СМИ, и политически c ними солидарна. Вы разделяете взгляды этой группы?

Иранская журналистика в целом очень фанатична. Если посмотреть на историю американской журналистики, можно увидеть период, когда журналисты были большими сторонниками партий, газеты закрывались, а журналистов сажали в тюрьму, через годы после утверждения конституции. Но со временем это изменилось. Журналисты уяснили, что для защиты СМИ им необходимо быть независимыми, и отделили себя от политических партий и политиков.

Я понимаю, почему в Иране это еще не произошло: в основном потому, что государство не рассматривает политические партии как основных игроков в политической жизни страны. У партий не должно быть своих трибун. У них нет своих СМИ. Таким образом местом для проповеди их политической программы являются газеты и новостные сайты. Журналисты могут следовать и поддерживать определённые ценности, включая идеи и ценности, которые преследуют реформисты или консерваторы. Но поддержка этих идей не означает, что журналисты чем-то обязаны политическим партиям или политикам.

Например, основой моей работы могут быть права человека, демократия, справедливость, подотчётность правительственного аппарата. В какой-то момент реформисты, возможно, были теми, кто сохранил эти ценности. И это не значит, что если бы они сделали что-то вопреки этим ценностям, мне следовало бы закрыть на это глаза. Но с обеих сторон политического спектра репортёры настолько близки к политикам, что, кажется, будто первые играют роль представителей по связям с общественностью. В целом это приносит много вреда для журналистов и СМИ.

Ваша карьера журналиста в Иране имеет свои яркие моменты: вы получили такие награды, как «Золотое перо» [анг]. Но вы также столкнулись с властями из-за вашей журналистской деятельности. Расскажите нам об этих взлетах и падениях и о том, что в конце концов заставило вас покинуть Иран.

В Иране не нужно преследовать власть, чтобы найти неприятности. Достаточно просто следовать здравому смыслу и поднимать простые вопросы в рамках широких политических и социальных красных линий, чтобы стать мишенью. Одной из основных областей, которую я освещал, было развитие организаций гражданского общества, строительство демократии, гражданские права и тому подобное. Я писал для новостных агентств, посещал конференции за рубежом и был редактором главного ежеквартального журнала, посвященного этим вопросам. Эти темы могут показаться не такими важными, как вопросы, связанные с коррупцией, политическими конфликтами или нарушениями прав человека, но в то же время служба безопасности и судебная власть относились с недоверием к роли гражданского общества и тем, кто его поддерживал. Они верили, и до сих пор верят, что гражданское общество является инструментом, используемым американцами, чтобы изменить общество изнутри и в конечном счёте свергнуть его.

«В Иране были и всё ещё есть люди, которые считают, что, поддерживая организации гражданского общества, политические партии и независимые средства массовой информации, Исламская Республика могла бы постепенно меняться изнутри. С другой стороны, есть силы, которые пытаются доказать, что они не правы, и один из способов этого добиться — сделать окружающую обстановку настолько угрожающей, чтобы никто не посмел продолжить свою деятельность в этой области».

В Иране были и всё ещё есть люди, которые считают, что, поддерживая организации гражданского общества, политические партии и независимые средства массовой информации, Исламская Республика могла бы постепенно меняться изнутри. С другой стороны, есть силы, которые пытаются доказать, что они не правы, и один из способов этого добиться — сделать окружающую обстановку настолько угрожающей, чтобы никто не посмел продолжить свою деятельность в этой области. Когда я настоял на продолжении того, что я делал, написании и продвижении того, во что я верил, меня арестовали и посадили в тюрьму.

Спустя 55 дней, проведённых в тюрьме, я решил, что пришло время последовать за своей мечтой — изучением журналистики в США. Я знал, что после того, через что я прошёл, мне будет очень тяжело получить высшее образование и работать в Иране. В 2005 году я получил ежегодную премию «Защитник прав человека» Human Rights Watch за открытый рассказ о том, что произошло во время пребывания в тюрьме, и я подумал, что может будет лучше оставаться в стороне от этого хаоса какое-то время. Я также решил, что буду более полезен, если выучу больше и поделюсь этими знаниями со следующим поколением. В течение последних нескольких лет я вёл много курсов журналистики для моих коллег и для молодых амбициозных журналистов, проживающих в Иране.

В апреле этого года информационное агентство Iran’s Fars обвинило ирано-американского журналиста Джейсона Резаяна [анг] в «дружбе» с журналистами и активистами, живущими в изгнании, в том числе и с вами. Какова ваша реакция на это?

Пока Джейсон находился в тюрьме Эвин [анг], моё имя всплывало несколько раз, однажды в качестве друга, который продавал информацию о санкциях с помощью Джейсона. Я не знаю, как журналист, живущий в Бруклине, мог бы иметь доступ к такой информации, но у отделения СМИ Стражей Революции (КСИР), захватчиков Джейсона, есть долгая история преследования тех, кто выступает против них. С первых дней ареста Джейсона я был одним из тех людей, которые систематически выступали от его имени. Я активно писал об этом, что их очень разозлило.

«Мы покидаем тюрьму с большой злостью, которая может быть разрушительна. Превратить этот взрывоопасный гнев во что-то конструктивное, сделать менее важным и не принимать близко к сердцу — это искусство».

Джейсон был задержан по политическому делу. С первых месяцев его ареста его захватчики предложили обмен заключенными как возможность его освобождения. Они никогда не говорили, в чём было преступление Джейсона или что он сделал не так. Было ясно, что он стал их мишенью из-за американского паспорта. Было много давления со стороны американских СМИ на администрацию Обамы, чтобы использовать все средства для обеспечения освобождения Джейсона, что означало, что у КСИР были ещё более сильные рычаги для обмена заключёнными. Отделение средств массовой информации КСИР вынесло фиктивные обвинения против Джейсона, чтобы убедить американцев, что у него были серьёзные неприятности и что, если они не проведут обмен заключёнными, он может оставаться в тюрьме в течение длительного времени. И администрация Обамы поддалась на это.

Джейсон провел около 18 месяцев в тюрьме, в основном потому, что переговоры по обмену заняли слишком много времени. Как только американцы начали говорить об обмене, его судьба стала зависеть от результатов переговоров. Другие задержанные двойной национальности, как Роксана Сабери и Мазиар Бахари [анг], были выпущены намного ранее, так как они прошли через рутину, которая не может длиться более шести месяцев, и давление общества действительно сработало.

В общем, это печально и жестоко, что такому журналисту, как Джейсону, который поддерживал усилия иранцев в ядерных переговорах и написал много статей о вреде, причинённом простым иранцам этими парализующими санкциями, пришлось пережить столько боли, изоляцию и психологическое давление. Только представьте, как невыносимо это должно быть для него видеть свою жену также в заключении в течение двух месяцев. Это показывает, насколько далеко могут зайти разведывательные службы КСИР, желая заработать политические очки.

У вас с Джейсоном похожие ситуации?

У нас с Джейсоном очень похожая ситуация. Сейчас он член «Клуба Эвин» [анг]. Когда-то это был клуб для более узкого круга, но количество его членов увеличилось. Те, кто проводят какое-то время в «Эвине», чувствуют сильную связь. В отличие от Джейсона у меня не было американского паспорта, и меня изначально не отправили в «Эвин». Вначале меня отвезли в конспиративную квартиру, здание посреди города, используемое разведывательной службой для расследования случаев, о которых они не хотели, чтобы кто-нибудь знал. Моё имя нигде не звучало на протяжении трёх недель. Как будто меня похитили, как и других журналистов. В моём случае они подвергли меня некоторым жестоким и унизительных пыткам, которые они обычно не используют в отношении заключенных, или, по крайней мере, журналистов. Все они были разработаны, чтобы получить вынужденное признание. После того, как я был освобожден и прежде чем я покинул Иран, у меня была возможность рассказать о том, через что я прошёл. Намного эффективнее говорить о таких вещах, находясь в Иране, потому что люди знают, что раскрывая преступления своих похитителей, вы рискуете жизнью. В моем случае, обстоятельства оказались благоприятные.

Но, невзирая на детали, время, проведённое в тюрьме, имеет необратимое влияние на душу и разум, и это то, с чем Джейсону теперь также придётся иметь дело. Мы покидаем тюрьму с большой злостью, которая может быть разрушительна. Превратить этот взрывоопасный гнев во что-то конструктивное, сделать менее важным и не принимать близко к сердцу — это искусство.

В Иране судебная система коррумпирована и не в состоянии защитить иранских жителей. Среди иранского разведывательного сообщества есть преступные силы, действующие как охотники за людьми. Вот почему я думаю, что наш гнев и разочарование было бы лучше направить на улучшение ситуации, стать голосом немого и приложить все силы, чтобы тем, кто совершает такие преступления, их действия дорого обходились. И это, возможно, принесёт мир нашим душам.