Айша Хассан уехала из Сирии в Ливан четыре года назад. Она не хочет остаться в Ливане, но не собирается и «возвращаться в Сирию, даже если всё станет лучше». Фото: Венеция Рэйни. Использовано с разрешения

Эта статья Венеции Рэйни [анг] изначально появилась на PRI.org [анг] 14 марта 2016 года и публикуется здесь по соглашению об обмене контентом.

Пять лет — долгий срок. Для около 1,1 миллиона сирийцев в Ливане пять лет — это разница между войной и миром, между гражданином и беженцем, между планами на будущее и полной неопределённостью.

Для Айши Хассан (Aicha Hassan), 25-летней студентки из Хомса, война перепутала всё.

«Сначала, когда мы приехали сюда, мы искали убежища. Мы думали, что, может быть, останемся на два года или [около того], — говорит она, тряся головой. — Не больше чем на два года».

Четыре года спустя она и её родители всё ещё в Ливане. Она была частью первой волны беженцев, прибывших в страну в конце 2011 года, когда большинство думало, что беспорядки быстро прекратятся, как было в других арабских странах, где произошли подобные антиправительственные протесты. В начале кризиса она и ей семья могли извлечь выгоду из тогда обильной помощи беженцам.

«Три или четыре года назад всё было не так сложно, — объясняет Хассан с горестным видом. — Когда мы приехали сюда, больше организаций были готовы помогать людям и наше [сирийцев] число было ограничено».

Теперь сирийцы составляют четверть населения Ливана и обеспечивать их всех помощью невозможно; продовольственные талоны были урезаны, как и помощь со съёмом жилья. В результате, многие стремятся переехать за границу.

«Я не могу представить будущее здесь в Ливане, — говорит Хассан. — Пять лет назад я была в Сирии. Теперь я в Ливане, даже другие дети моих родителей, двое … уехали в другие страны. Нет, я не думаю, что через два года я буду здесь в Ливане».

Она добавляет после паузы: «Я не собираюсь и возвращаться в Сирию, даже если всё станет лучше. Ненависть людей, которые убили кого-то, она всегда будет вокруг вас».

Марве, 24-летней маме-домохозяйке из Дамаска, понадобились годы, чтобы приспособиться к новой реальности.

«Вы видите этот вид? — спрашивает она, указывая на живописный пейзаж за окном. — Мне понадобилось три года, чтобы понять, как он красив. Как у беженцев у нас были другие заботы».

Марва приехала в Ливан с десятками тысяч других в конце 2012 года, когда война в Сирии выходила из-под контроля и районы крупных городов становились закрытыми зонами. Её семья отчаянно пыталась найти работу для её мужа и школу, которая бы приняла их двух младших детей.

Когда они наконец осели в маленькой деревне у хребта Ливан, им также пришлось справляться с распространёнными подозрениями и недоверием со стороны населения, которое всё больше уставало играть хозяев. В эти дни местные привыкли к новым жителям, но, хотя время улучшило отношения в сообществе, оно не было добрым к финансам гостей.

«Моя соседка возвращается в Сирию, — объясняет Марва. — Даже хотя там много страданий, здесь у неё слишком велики долги. Мой муж думает о том же, потому что ему платят так мало и он не может больше это выносить».

Она всплескивает руками и говорит: «Я говорю ему: „Ты можешь вернуться, но я с тобой не поеду. Что сделали наши дети, чтобы заслужить жизнь среди войны?“»

Сегодня границы Ливана закрыты для новых приезжих. Правительство решило в конце 2014 года принимать только случаи особой срочности и тех, кто находится на пути в другую страну. С тех пор количество беженцев в стране почти не менялось. Условия в которых они живут, однако, стали значительно хуже. Требования для получения визы, в частности, теперь так тягостны, что большая часть беженцев не может законно жить в стране, из-за чего они открыты для злоупотреблений и эксплуатации.

«Это так сложно, — говорит Хала, 31-летняя бухгалтер из Алеппо. — Вам нужно найти спонсора, и спонсор должен быть гражданином Ливана и иметь недвижимость в Ливане».

Помимо спонсора, сирийцы теперь должны платить 200 долларов за визу на один год — резкий контраст с бесплатным, легко продлеваемым разрешением на работу, которое они раньше могли получить на границе. Без надлежащих документов беженцы не могут снять квартиру, найти работу или даже пойти в больницу без страха ареста.

Хала знала это всё и откладывала переезд в Ливан, сколько могла. Когда в прошлом сентябре она наконец бежала из Алеппо со своей матерью, то только потому, что получила новости о том, что дошла до интервью на статус беженца в Канаде. Ей повезло больше, чем другим: она нашла спонсора, получила визу и даже смогла найти работу, пока всё ещё ждет своего интервью.

И даже так, говорит она, неопределённость жизни как сирийца здесь невыносима.

«Мы не можем остаться здесь, потому что ливанские законы для сирийцев меняются каждый день, — говорит она. — Я не знаю, когда ливанское правительство решит издать новые правила и сказать сирийцам возвращаться в Сирию. Если я думаю о своём разуме, я должна поехать в Канаду, где есть права для беженцев и нам никогда не говорят возвращаться в Сирию».