«Доступ — моё право»: предвыборная афиша организации Bytes4All. Работа Энни Зафар.

Эта статья была изначально опубликована  [анг] на сайте The News. Она публикуется здесь с разрешения.

«На следующий день после смерти Зиа я впервые за пять лет смогла получить стационарную линию. Раньше мне было сложно оставаться на связи с моими коллегами, и это намного затрудняло мою репортерскую работу», — вспоминала ныне покойный ветеран-активист и журналист Наджма Саддек, когда я сидела в её офисе и разговаривала о Форуме Движения Женщин.

«Это был лучший способ усложнить работу репортеров; нет необходимости открыто подвергать её цензуре. Просто нужно сделать так, чтобы им было тяжело делать свою работу», — сказала Саддек.

Это было время таинственных пустых блоков, появляющихся вместо историй, которые удалялись и признавались непригодными для общественного потребления. Время, когда каждая новостная заметка тщательно контролировалась и проверялась.

Изменилось ли всё к лучшему спустя несколько десятилетий? Казалось бы да, но мы не далеки от возвращения к тому, чтобы сообщать полуправдивую, разбавленную, тщательно проверенную версию реальности. Возьмем, к примеру, ограничение свободы информации в Интернете, которое постоянно ухудшается. Как и с традиционными СМИ, государство утверждает, что это делается для «защиты» общественности и нашей национальной целостности.

Когда правозащитные организации и жители подали в суд на государство из-за блокировки YouTube [анг], председательствующий судья Мансур Али Шах разделил их переживания по поводу государственной двусмысленности. Право на информацию не может быть ослаблено под видом национальной безопасности, морали и религии. А даже если это необходимо сделать, введенные ограничения должны быть «разумными».

Почему заблокировали YouTube?

Есть ли способ заблокировать нежелательный контент и сделать доступной остальную часть сайта? Какие средства защиты существуют для иностранных компаний, например Google, которые сталкиваются с такой ситуацией? Чего будет стоить компании соблюдать пакистанские законы?

YouTube был заблокирован в результате богохульного видео, размещенного на платформе. Не было возможности сделать остальную часть веб-сайта доступной, блокируя только это видео. Для этого бы потребовалось раздвоение защищенного HTTPS слоя Интернета — шаг, строго против которого было даже Пакистанское управление телекомуникациями. И в Пакистане нет ни защиты посреднических обязательств, ни надлежащих законов, регулирующих интернет-контент. Регулирование Интернета в Пакистане основано на специальных решениях, принятых без прозрачности и отчётности.

Когда обсуждалась проблема разблокировки YouTube, судья Мансур Али Шах обратился к Google с вопросом, что нужно для установки локализованной версии You Tube в Пакистане. Ответ: чётко определенная процедура удаления контента, правовая структура и серъезный коммерческий интерес для Google.

Таким образом, на данный момент, в Пакистане есть «локализованная» версия [анг] YouTube. Теперь, если компания принимает и утверждает распоряжение суда о блокировке определенного содержания, то, судя по всему, оно будет выполнятся.

Тем не менее, через три года после первоначальной блокировки ничего фактически не изменилось в правовой сфере, за исключением того, что Межведомственный комитет по оценке веб-сайтов — тоталитарный орган власти, который, предположительно, отвечал за снятие онлайн-контента — был расформирован по приказу премьер-министра. Более того, Министерство информационных технологий настаивает на принятии одного из худших законов относительно киберпреступности в регионе.

С другой стороны, Верховный суд в настоящее время рассматривает бесполезность запрета и непродуманность государства в его осуществлении. Уже только это дело могло бы изменить всё относительно свободы слова в Пакистане путём тщательного исследования одобренной государством цензуры, произведённой под видом регулирования.

Но будет ли так? Нет, если правительство продолжит искажать факты, устраивая большое шоу и заставляя крупную корпорацию отступить. Нет, когда сам Google рассматривает запуск в Пакистане, несмотря на его раннюю приверженность прозрачности и подотчётности правовым рамкам.

Пакистанское управление телекоммуникациями сообщило Верховному суду, что правительству следует быстро перейти к снятию запрета на YouTube, так как оскорбительное видео больше не доступно на пакистанской версии сайта. Ведь единственной причиной наложения запрета было наличие этого видео.

Но дело далеко не только в снятии запрета на YouTube. Три года борьбы за саморегулирование против государственных блокировок были быстро остановлены. На сегодняшний день проходят дебаты по поводу цензуры в Пакистане, а также нелепости и бессмысленности интернет-фильтров. Дебаты проходят на уровне высшей судебной инстанции. Это наша возможность открыто видеть эти обсуждения, проверять законы и выразить несогласие с принятием жестких мер. Это возможность вернуть пространство и убрать преграды, ограничивающие наш доступ к информации.

Появляется еще больше вопросов. Что произойдёт, если примут закон о киберпреступности? Попросят ли Google предоставлять информацию о пользователях? Будет ли возбуждаться уголовное преследование против политических диссидентов? Будут ли привлекать к ответственности людей и сажать в тюрьму на срок до семи лет из-за некоректного закона? Кто будет владеть компаниями, ответственными за локализацию в стране, где Министерство информационных технологий вводит закон, который будет работать на криминализацию граждан, вместо того, чтобы их защищать?

Возможно, кого-то радует принятое решение, так как сайт сейчас доступен для тех, кто не подкован технически, чтобы использовать прокси-сервера. Но для большинства из нас это всегда касалось не только YouTube. Это было — и есть — дело государственного контроля нашей моральности, религиозности и национальной принадлежности.

С или без YouTube, каждый из нас сам выбирает, думать критически и отстаивать право на беспрепятственный доступ к информации или принимать версию, предоставленную государством.